|
Я сам слышал, как кухарка жаловалась, что последние три украли прямо из кухни, и она так расстроилась, что не смогла испечь новую партию. – О Господи! Клянусь, я невиновна! – пролепетала Розалинда. – Лично я подозреваю матушку, – покачал головой Грейсон. – Марципаны – ее слабость. И она очень хитра. – Но все равно – давно пора обедать, не так ли, Уилликом? – напомнила Розалинда. – Собственно говоря, мисс Розалинда, я пришел за всеми вами. Кухарка так тонко нарезала ветчину, что каждый ломтик почти прозрачен. Говоря все это, дворецкий смотрел на книгу. Розалинда видела, как его пальцы подергиваются от нетерпения. Он снова поклонился, не сразу подняв голову, чтобы все успели полюбоваться ее блеском. Грейсон осторожно сунул книгу в карман, и все последовали за Уилликомом. – Я так и не смог проверить, насколько плоский у тебя живот, – прошептал ей Николас. – Боюсь, Грейсон пронзил бы меня шпагой. – Может, если удастся спрятаться под лестницей, я успею быстренько поцеловать тебя и даже втянуть живот для осмотра, – сообщила Розалинда и побежала по коридору. – Вернись, Розалинда, – окликнул он со смехом. – Я накормлю тебя ветчиной! Глава 11 За обедом Грейсон рассказывал отцу и матери о сюжете нового романа, чтобы отвлечь их от «Правил Пейла». Любящие родители видели сына насквозь, но заверили, что им понравились приключения юного оксфордского студента, сражающегося с демоном, который заключил сердце его возлюбленной в магический драгоценный камень, вырванный, как гласят легенды, из короны сатаны. Розалинда нашла сюжет довольно интересным. Особенно еще и потому, что Грейсон сочинял на ходу. Едва тетя Софи поднялась из за стола, Розалинда увлекла Николаса в маленькую комнату, которую графиня Нортклифф лет двадцать назад предназначила специально для дам. – Нет, – покачал головой Николас, коснувшись пальцем ее щеки. – Мы пока что не должны никому ничего говорить. Особенно твоим тете и дяде. Мы так недавно знаем друг друга. Дай им еще один день. Пусть увидят, как я ослеплен тобой. Ты такая мягкая и нежная. – Не хочется признавать это, но ты прав. Дядя Райдер посчитает, что мы оба сошли с ума. Велит тебя похитить и переправить на Макао. Ты действительно уверен, что я мягка и нежна? Он слегка коснулся кончика ее носа. – Твой дядя Райдер не посчитает нас безумными. Подумает, что нами руководит вожделение. Тетя Софи станет твердить, что это так романтично, но во зрелом размышлении согласится с дядей Райдером: все, что творится с нами, – не что иное, как взбесившаяся похоть – разумеется, с моей стороны, потому что ты сама невинность. Они скажут, что я человек искушённый, умудренный опытом, и, следовательно, такого следует опасаться, особенно когда речь идет о молодой девушке. Ты нежнее, чем крылышки бабочки. – Позволь сказать, что я не так уж невинна. И дело в том, что вовсе так не выгляжу. – Возможно, ты права. И действительно так не выглядишь. Розалинда тяжко вздохнула: – И насчет похоти… что за странное слово. До этой минуты я вообще не думала, ни о какой похоти. Если именно похоть возбуждает во мне желание наброситься на тебя и осыпать поцелуями, пока не рухнешь на ковер, значит, это могучее чувство. И мне оно нравится. Поэтому ты так скоро попросил меня стать твоей женой? Сходишь с ума от похоти? Похоть? О нет, дело вовсе не в ней. И не настолько она важна… но… Он втянул воздух. Правда есть правда, и придется ее сказать. – Похоть – вещь вовсе не плохая, но не думаю, что именно она правит нами. Что же, по крайней мере, это часть правды. Розалинда изумленно уставилась на него: – Никогда больше так не говори! Он сдержал смех. |
