|
Ее внутренние мышцы чуть сжались, и это стало его погибелью. – Розалинда, – выдавил он, прежде чем с новой силой вонзиться в нее и облегченно выдохнуть, почувствовав освобождение. Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его. – Я ощущаю тебя внутри, – пробормотала Розалинда, – и это так непривычно. Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна. – Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя? Она снова укусила его, на этот раз в плечо, а потом зализала место укуса. Николасу это понравилось, и он вошел в нее чуть глубже, почувствовал, как сжались ее мышцы, и остановился. – Я ведь кричала, правда? – потрясенно прошептала она. – Ничего не могла с собой поделать. Крик просто вырвался. Знаешь, Николас, мне нравится вкус твоей кожи. Она опять укусила его и зализала. – А когда ты ласкал меня ртом… такого я и представить не могла. Наслаждение, рожденное ее словами, заполнило все пустоты в его душе. Он с трудом приподнялся на локтях, желая сказать что то умное, изречь некую житейскую мудрость, но вместо этого засмотрелся на Розалинду. Раскрасневшиеся щеки, огненные волосы на белой подушке и бездонная синева ее глаз. Нет нет, он глупеет с каждой секундой! Женские глаза не могут быть бездонными! Николас судорожно сглотнул, внезапно осознав, что эта женщина принадлежит ему. И останется его женой, пока он не умрет. Если ее глаза бездонны, значит, так тому и быть. Ее мышцы снова сжали его плоть и тут же расслабились. Любой мужчина мог бы жизнь отдать за подобные мгновения. – Ты весь мокрый, Николас, – улыбнулась она. – И ты тоже. Она задумчиво покачала головой: – Знаешь, раньше я никогда не любила потных мужчин, но сейчас… А теперь кого это волнует? И все было чудесно, пока тебе не взбрело в голову вонзиться в меня. – Но это была твоя награда за то, что была очень хорошей женой и позволила мне любить тебя ртом. – О Боже. Она уткнулась лицом в его плечо. – Розалинда, сейчас я в тебе и мое голое тело прижато к твоему голому телу. И тебе нечего стыдиться. – Ничего себе награда, – обиделась она. – Мне было больно. – А сейчас? Тоже больно? – В общем, нет. Но ты очень большой, Николас. А я – нет. Конечно, мужчины на тех картинках очень велики, но все же не сложены, как ты. Но, несмотря на твои размеры, все было не так уж плохо. Она робко поцеловала его в губы. Вся усталость неожиданно улетучилась. Ему хотелось снова любить ее, но он не шевельнулся. Очень уж трудно было смириться с тем, что у нее, должно быть, саднит между ног. – Спасибо за то, что так ясно все объяснила, – прошептал он, целуя ее. – Надеюсь, твой дед не стоит сейчас в углу, наблюдая за нами. Он улыбнулся и снова поцеловал ее в немного вспухшие губы. – Ты моя жена. Теперь уже настоящая. – А ты мой муж. Теперь уже настоящий. – И не только. Я человек, который нашел тебя в Лондоне, который понял, что это ты, в ту же минуту, как увидел тебя, еще до того, как увидел тебя, человек, который должен понять, что… Он осекся, выругал себя и понял, что зря тратил слова. Розалинда уснула. Он лег на бок рядом с ней и стал гладить ее волосы, представляя, как ее голова будет метаться по подушке, когда на нее нахлынет первый оргазм. Не скромный маленький оргазм, а громкий, с воплями, выгибающий тело и растворяющий кости. Он осторожно заправил ей за ухо непокорный локон. – Да, – прошептал он ей в висок, – теперь ты моя настоящая жена. |
