|
Этот очень тяжелый предмет мебели слегка наклонился, но тут же снова выпрямился. – О, убирайся, жалкий старый паршивец! Подушка не могла сдвинуть кресло! Я обычная женщина, а не какое то двухсотлетнее видение! Чей я долг? Какого чародея? Того, кто поклялся не вмешиваться? Кресло снова наклонилось и встало на место. Оба уставились на него. Розалинда тихо зарычала и швырнула вторую подушку в Николаса. Тот ловко поймал ее. – Садись, милая. Пора… Он тяжело вздохнул. Придется сказать правду. Иного выхода нет. – Пора? Ты о чем? – Пора быть абсолютно, честным. Пора объяснить, кто я такой и что об этом знаю. Розалинда поняла, что дела плохи. И что она ничего не хочет знать. Но надеяться не на что. Сердце сжалось и тут же заколотилось вновь, гулко и сильно. Усевшись рядом, она сжала его руку. – О чем ты? Кто ты на самом деле? Скажи, что происходит, Николас! Он погладил ее длинные пальцы и, глядя в камин, негромко начал: – Мне было одиннадцать лет, когда я впервые увидел тебя во сне. Ты была маленькой тощей девочкой с рыжими косичками и веснушками на носу. У тебя было самое милое на свете лицо. Ты спела мне свою песню, а потом долго, грустно смотрела на меня. Этот сон снился мне едва не каждую ночь, и, наконец, я рассказал о нем деду. Всегда одно и то же: твое лицо, твой голос, жалобная песня. К моему удивлению, дед признался, что лет до шестнадцати видел тот же сон. И хотя потом ты больше не являлась, он так и не забыл ни тебя, ни сознания собственной неудачи. Он добавил также, что его отец рассказывал ту же историю. Получалось, что тот, кто вызывал эти сны, сдавался и не насылал их на более взрослых мужчин из рода Вейлов. Исчезая, эти сны оставляли ощущение потери. Ощущение того, что упущено нечто жизненно важное. Я спросил о моем отце. Видел ли он этот сон? Дед объяснил, что отец был вторым сыном и потому не мог видеть тех же снов, что и первый. Он продекламировал слова песни и, грустно посмотрев на меня, сказал: «Я так ничего и не предпринял, Николас. Просто не знал, что делать, как все мужчины в моем роду. Но теперь твоя очередь. Твоя обязанность выплатить долг, если этот долг появится наяву». Он сказал, что, по его мнению, малышка каким то образом оказалась в другом времени. Может, она была предназначена именно мне, и он очень на это надеялся. Николас снова вздохнул. – Но когда ты вырос, сон больше не повторялся? – В том то и дело, что повторялся, и тогда я понял, что являюсь именно тем Вейлом, которому предстоит выплатить долг. Я видел сон не менее двух раз в месяц, а после встречи с тобой – каждую ночь. До самой свадьбы. Но прошлой ночью мне ничего не приснилось. – Возможно, это как то связано с «Правилами Пейла»? – предположила Розалинда. – Ведь это твой дед рассказал тебе о Саримунде и Реннате, главном чародее Востока. Я видела Ренната во сне, и он сказал, что я обрету себя и все узнаю, и что мне необходимо подчиняться «Правилам Пейла». Последнюю фразу он повторил несколько раз. – Реннат действительно приходил к тебе? Он все это говорил? Розалинда кивнула: – Поэтому, считаю, «Правила Пейла» каким то образом вписываются во всю эту неразбериху. Что все это значит, Николас? Кто я такая? Что собой представляю? Николас провел большим пальцем по ее ладони: – Я все время видел тебя, малышку с чудесными рыжими волосами, глазами, синими, как летнее небо, и берущим за душу голосом. Я все это время знал, знал, что найду тебя и спасу, потому что отныне ты мой долг. Однажды я понял, что время настало, и поэтому пришел за тобой. – Чтобы заплатить долг капитана Джареда? – Да. – Ты приехал в Лондон, увидел меня, узнал и женился. Долг, конечно, дело важное. Но почему ты женился на мне? На ум не приходило ни единого объяснения. |
