– Ну, – сказал демонхост, – тогда я тебя подожду.

– Серьезно?

– Да, как послушный мальчик. Ты же этого хочешь. Значит, так я и поступлю. Буду ждать здесь, пока ты не вернешься. Увидимся через… ой… примерно через двадцать лет.

Эйзенхорн посмотрел на демонхоста и покачал головой.

– Иди уже. – Черубаэль вяло помахал рукой. – Удачи и все такое. Друзья ведь так говорят, да?

– Почему… – спросил инквизитор, – Почему ты со мной так вежлив?

– Ну, потому что… – замялся демонхост. – Пожалуйста, никому не рассказывай, но сейчас ты меня пугаешь до полнейшей усрачки.

Эйзенхорн улыбнулся.

– Так, стой, – сказал Черубаэль. – Я думал, ты так больше не умеешь.

– Я тоже.

Грегор поднял руку.

Огонь взметнулся вверх.

Глава двадцать четвертая

Что бы ни случилось вчера

Давинч нетвердой походкой подошел к товарищу и оперся на его плечо.

– Ты сумел? – спросил он, едва шевеля опухшими губами.

– Сумел, – ответил Гоблека.

Двое агентов Когнитэ смотрели на Эйзенхорна, который скорчился перед ними у поручня, замерев в неудобной полулежачей-полусидячей позе. Глаза инквизитора были закрыты, а пустой шприц медленно выскальзывал из обмякших пальцев.

– Ничего не происходит, – сказал Давинч.

– Мне показалось, я слышал его крик, – произнес Гоблека.

– Да, я тоже, – кивнул Давинч. – Он шел из его разума, а не из легких. Горан, почему он не…

– Просто подожди.

– Чего? – спросил Давинч.

Они переглянулись. Оба головореза прекрасно знали стандартную симптоматику. Они множество раз фиксировали ее у разных подопытных. После приема антигена человек начинал корчиться в жестоком припадке, который мог длиться несколько часов или дней. Кожа шла пузырями и отслаивалась. Иногда – целиком. Даже им было непросто на это смотреть.

После безумной агонии каждый из подопытных замирал и успокаивался на несколько мгновений, после чего наступала смерть. Никто не выжил, кроме Сарка. И первая инъекция для магоса закончилась шестью часами судорог, воплей и кровотечения.

Но Эйзенхорн просто впал в ступор. Прошло двадцать пять секунд с момента, когда Гоблека воткнул шприц в шею инквизитора, но тот по-прежнему молчал и не двигался.

– Не сработало, – сказал Давинч. – Думаю, мы его убили.

Гоблека присел на корточки и поднес ухо ко рту Эйзенхорна.

– Он еще дышит.

– Это ненадолго, – покачал головой Давинч. – Ты вколол ему полную дозу, а он и без того был слаб…

– Но не здесь, – перебил Гоблека, постукивая указательным пальцем по виску.

Давинча это не убедило.

– Я думаю, проблема в том, что слухи о его знаменитой железной воле – не просто болтовня, – начал он, подбирая аптечку и принимаясь стирать кровь с лица стерильной салфеткой. Каждое прикосновение к разбитому лицу заставляло его морщиться от боли. – Он, наверное, пытался сопротивляться. Бороться. Но нельзя бороться с антигеном. Из-за сопротивления все становится только хуже. И ты его сжег. Мозг умер. То, что ты сейчас видишь, – только рефлексы. Тело медленно угасает.

Давинч внезапно отскочил в сторону и вскрикнул.

Эйзенхорн качнулся вперед и опустился на четвереньки. Он по-прежнему не открывал глаз, а с лица потоками стекал пот. Инквизитор пытался подняться, но из-за наручников у него ничего не получалось.