В итоге покойников оказалось трое, и их обнаружение серьезно расширило зону поисков. Муниципальные рабочие должны были снести старое складское здание, серьезно поврежденное пожаром два месяца назад, чтобы использовать освободившееся пространство под строительство дешевого блочного жилья. Тела обнаружили за изоляционным слоем разрушающейся секции, которую не затронул огонь. Женщина и двое мужчин были изувечены так же, как и все остальные жертвы.
Но эти трупы пролежали значительно дольше. Чтобы понять это, мне хватило одного взгляда.
Пригибаясь, я стал пробираться среди обломков склада. Сквозь дыры в крыше лил дождь, похожий на снег в холодном голубом свете прожекторов арбитров.
Повсюду стояли офицеры, но ни один из них не стал прикасаться к находке.
Иссохшие останки, мумифицировавшиеся и скорчившиеся в позе эмбриона, долгое время пролежали за стеной.
– Что это? – спросил я.
Фишиг наклонился вперед, чтобы рассмотреть.
– Клейкая лента. Их обмотали, чтобы не разваливались. Старая. Верхний слой уже прогнил.
– На ней узор, выложенный как будто серебром.
– Думаю, что эта лента – из армейского снабжения. Знаешь, такая, с серебристым покрытием? Оно постепенно осыпается.
– Тела спрятали в разное время, – сказал я.
– Мне тоже так показалось, – ответил Фишиг.
Отчета эксперта-медика пришлось прождать шесть часов, зато он подтвердил наши догадки. Все три тела пролежали за стеной не меньше восьми лет, и каждое – свой уникальный срок. Особенности разложения показывали, что один из мужчин пробыл там порядка двенадцати лет, а двое других попали туда позднее. Идентифицировать трупы пока не удавалось.
– В последний раз склад использовался шесть лет назад, – пояснила мне Уорекс.
– Мне нужен список людей, работавших здесь до того, как здание вышло из эксплуатации.
Кто-то в течение нескольких лет использовал одно и то же место и моток клейкой ленты, чтобы прятать тела.
Заброшенный кожевенный завод, где нашли беднягу Момбрила, стоял на пересечении улицы Ксеркса и ряда многоэтажных трущоб, известных как Кучи. Здесь все еще стояла постоянная вонь щелока и короскутума, использующихся при дублении. Никакие кислотные дожди не могли вымыть этот запах.
Нормального выхода на крышу не было. Мы с Фишигом и Биквин забрались туда по металлической пожарной лестнице.
– Как долго может прожить человек с такими увечьями?
– Если отрубить одни только кисти, он, скорее всего, истечет кровью минут за двадцать, – прикинул Фишиг. – Но если ему пришлось спасаться бегством, то его мог подстегивать адреналин.
– Значит, от места, где он был найден, до места преступления наверняка не больше двадцати минут ходу.
Мы осмотрелись. И убогий перенаселенный город, где дома жались друг к другу, посмотрел на нас в ответ.
Чтобы все здесь обыскать, потребовалось бы много дней, и нам грозило утонуть в сотнях вариантов. Но мы могли сузить зону поисков.
– Как он попал на крышу? – спросил я.
– Мне тоже хотелось бы знать, – произнес Фишиг.
– А лестница, по которой мы… – Биквин осеклась, осознав свою оплошность.
– Без рук? – усмехнулся Фишиг.
– И без глаз, – закончил я. – Может, он и не сбежал. Может, его притащили сюда мучители.
– Или он свалился, – сказала Биквин, показывая куда-то.
С востока над крышей кожевенного завода нависало здание склада. В десяти метрах над нами виднелись разбитые окна.
– Если он был где-то там, то мог, удирая вслепую, вывалиться оттуда и упасть на крышу…
– Хорошая мысль, Елизавета, – сказал я. |