Время от времени лучшие воспитанники удостаивались права прогуляться вместе с педагогами до ближайших районов города-улья, чтобы помочь старшим донести до схолума продукты, ткань, чернила, масло и прочее, без чего не мог существовать приют. Их легко было узнать: мрачный учитель, закутанный в балахон, и тянущаяся за ним вереница молчаливых, предельно послушных школяров, нагруженных тюками, свертками, мешками и картонными коробками. Каждый из учеников носил грязновато серую униформу с буквами «КЮС» – аббревиатурой названия схолума, – вышитыми на груди и спине.

Мало кто из них жаловался на жизнь, ведь в большинстве своем подростки оказывались в схолуме добровольно. Сколь бы суровым ни было их существование в стенах Колледжа юных сирот, куда больше пугала перспектива вновь оказаться в трущобах. Пустоши к западу от улья предлагали скудный выбор: превратиться в дикого зверя или же вступить в разбойничью шайку. В любом случае можно было поручиться, что долго вы не протянете. Схолумы, финансируемые муниципалитетом, гарантировали хотя бы место для сна, еду и минимальное образование, воплощавшее ценности Трона и надежду на спасение. Более-менее здоровые, избавленные от вездесущих вшей, закончившие обучение молодые люди покидали приюты, имея все шансы пристроиться в качестве подмастерьев в какую-нибудь гильдию, примкнуть к экспедиции или поступить к кому-нибудь в услужение.

Пэйшэнс жила при схолуме вот уже двенадцать лет, а стало быть, ей было уже не то двадцать два, не то двадцать три года, что делало ее самой старшей из когда-либо зарегистрированных здесь учеников. Большинство оставались под опекой этого заведения только до достижения совершеннолетия. Но Пэйшэнс не могла уйти из-за своих сестер – пятнадцатилетних близняшек Провиденс и Пруденс. Она обещала, что ни на минуту не оставит их, пока им не исполнится восемнадцать. Эту клятву она принесла матери, когда та, незадолго до своей кончины, привела их в схолум и сдала на руки воспитателям.

На самом деле ее звали вовсе не Пэйшэнс, так же как и Пруденс звали вовсе не Пруденс, а Провиденс – не Провиденс. Подобное «имя» при поступлении каждый воспитанник получал в ознаменование начала новой жизни.

Мало кто из учеников, если не считать Пэйшэнс, удостаивался заточения в темнице. А она успела побывать там уже девятнадцать раз. Теперь причиной послужил сломанный нос наставника Абелярда. Она припечатала самовлюбленного недоумка, когда тот посмел раскритиковать ее за недостаточное усердие во время дежурства в прачечной. Что ж, его сломанная переносица и залитое кровью лицо – достойная плата за ее заточение.

Впрочем, немного поостыв в темноте, Пэйшэнс поняла, что нападение на наставника было плохой идеей. Это не давало ничего, кроме очередной отметки в личном деле. В результате она пропускала выпускной ужин, который проходил несколькими этажами выше. Подобные мероприятия устраивались раз в несколько месяцев. В схолум прибывали важные люди – магистры гильдий, купцы, директора заводов и владельцы фабрик, – чтобы посмотреть и оценить старших воспитанников, выбрав из них лучших. Пэйшэнс знала, что уже утром многие ее старые друзья навсегда покинут схолум и начнут новую жизнь в перенаселенных шпилях Урбитана.

Главная проблема состояла в том, что она слишком долго оставалась здесь. Она была слишком взрослой, чтобы повиноваться даже суровым ригористам, и именно поэтому раз за разом попадала в неприятности. Если бы не клятва и две любимые сестры, она бы давно уже подрядилась подмастерьем на одну из городских фабрик.

Нечто волосатое и явно передвигающееся больше чем на четырех лапах пробежало по ее обнаженной руке. Воспользовавшись своим даром, Пэйшэнс отбросила существо во тьму.

Дар. Ни у кого из знакомых не было такого. Даже у сестер не имелось ни малейшего намека на него. Пэйшэнс никогда не использовала его при наставниках и была абсолютно уверена, что они ничего об этом не знают.