<style name="Bodytext30">Пришлось отдыхать. Хотя идти надо было быстрее, успеть до темноты приготовить ночлег. Но </style><style name="Bodytext30">братья не торопились. Они врастяжку пили чай, грызли сухари. Курили не спеша. Дед Варлампий нервничал. Наконец не выдержал и Макарыч:</style>

— <style name="Bodytext30">Чаи опосля пить станити. В дому. Ишо и поискатца успеити. Ноне не время. Пошли.</style>

— <style name="Bodytext30">Наши медведи от нас не уйдут, — задрал острый суслячий нос младший.</style>

— <style name="Bodytext30">Цыть трепатца! Вставай, гнида! — прикрикнул лесник. Он знал этих двоих, знал их лень, а потому не церемонился.</style>

— <style name="Bodytext30">А почему на нас кричат? Петро, ты мне на это не ответишь?</style>

<style name="Bodytext30">Но через минуту оба спешно надевали лыжи. В ухе младшего звенело-тренькало на все голоса. Щека вспухла, покраснела. Глаз затек.</style>

— <style name="Bodytext30">Не балаболь, не то худче стрясетца, — пригрозил Макарыч.</style>

<style name="Bodytext30">Лишь к ночи все четверо пришли на место.</style>

<style name="Bodytext30">…А в это время к зимовью Акимыча шел, едва разбирая дорогу, сын Авдотьи. Митька уже примирился с женой, шел за матерью. Акимыч, не чуя беды, чистил, смазывал ружье. Готовился к весне. Обещал старухе лису на воротник пришибить. Он удивленно встал, заслышав шаги на пороге. Когда Митька вошел, Акимыч понял все враз. Авдотья кинулась к сыну, повисла на. шее, заголосила:</style>

— <style name="Bodytext30">Живой! Родненький!</style>

— <style name="Bodytext30">Собирайся. Пошли. Чего там, — оборвал ее Митька.</style>

— <style name="Bodytext30">К ей?</style>

— <style name="Bodytext30">В дом свой. Обиды позабудь. В семье всяко бывает. Зря ты так сразу ушла. Утряслось бы…</style>

<style name="Bodytext30">Авдотья торопливо стала одеваться. Она и не </style><style name="Bodytext30">оглянулась на Акимыча. Вроде его и не было тут. В радости своей спешила. Как бы сын не передумал. Старик молчал. Он сидел, оглушенный увиденным. Ведь даже доброго слова ему нет. Он даже виноват оказывается в чем-то. Но в чем? Что тогда зимой подобрал Авдотью с завалинки дома замерзающую? Что обогрел ее? Как мог заботился? Она же все забыла. А может, и не спас он ее вовсе, не дал тепла? Ведь зверушки и те добро помнят. Знать, об Авдотье зря так думал. Вон как старуха торопится. Мечется. Поди, уйдет не оглянувшись. А что ее там ждет?</style>

<style name="Bodytext30">Нет, не скорое одиночество пугало лесника. К нему, он знал, скоро привыкнет заново. Но вот это… Это за что? Чем он грешней других? Почему с ним так стряслось? Что худого он сотворил? Акимычу стало жарко. Так жарко, что даже за спи</style><style name="Bodytext30">н</style><style name="Bodytext30">у потекло. В глазах туман поплыл синий, с подпалинами. Весь в ожогах. Старик встал, зачерпнул в ковш ледяной воды. Зубы выстукивали о края. </style><style name="Bodytext30">В</style><style name="Bodytext30">ода на рубаху стекала. Во рту жгло. Горло пересохло.</style>

<style name="Bodytext30">«Ох, Господи, дай мне стерпеть, нехай хворь моя чужим не станет видной», — просил Акимыч.