— <style name="Bodytext30">Признали?</style>

— <style name="Bodytext30">А то как же? Сразу.</style>

— <style name="Bodytext30">Чем займешься?</style>

— <style name="Bodytext30">Погляжу еще.</style>

— <style name="Bodytext30">Може, еще по одной? — предложил Акимыч.</style>

— <style name="Bodytext30">Нет… Ну, пошли, — позвал, вставая,</style><style name="Bodytext30">Митька </style><style name="Bodytext30">Авдотью.</style>

<style name="Bodytext30">Та посеменила к двери. Выскользнула с узлом за порог. Тихо-тихо, всплакнув, захлопнулась за ними дверь.</style>

<style name="Bodytext30">Акимыч посидел немного. Руки дрожали. Тело свело ознобом. А шаги за порогом уже совсем стихли.</style>

<style name="Bodytext30">Старик зачем-то встал. Подошел к двери. Долго, долго вглядывался в темноту. Он ничего не увидел в ней. Хотел что-то крикнуть или кого-то позвать, но голос пропал. Руки шершаво скользнули по косяку.</style>

<style name="Bodytext30">Глаза Акимыча зализывала холодом ночь. А в ней ни одной звезды, ни одной надежды. В ней не было просвета. Лишь хриплый стон, голоса мертвых деревьев пели погребальную. Да зачем-то жалобно пищал порог, как щенок, отнятый у суки. Зачем он надрывался? Ведь не по ком плакать. Все живое оставило зимовье. В нем нет тепла, нет радости, нет жизни, а значит, не стало больше и горя. Медленно крутнулся дым из трубы. Прилег к порогу. Верным псом лизнул лицо Акимыча, словно прощался с ним. Да снег, решивший заменить саван, падал тихо, будто боялся нарушить уже вечный сон. В открытые глаза Акимыча глядели ночь и тайга.</style>

<style name="Bodytext30">Марья в это время не спала. Беспокойно ворочалась с боку на бок. Плакала в подушку. Ждала </style><style name="Bodytext30">М</style><style name="Bodytext30">акарыча. Бабье ее сердце ничего не говорило ей,</style><style name="Bodytext30">когда он вернется. Да и сам он ничего не сказал, уходя.</style>

— <style name="Bodytext30">Связался с прохвостами, беды на свою </style><style name="Bodytext30">головушку накличет, ох, горе горькое. И никто не подмога в той тайжище-пропасти. Век бы мне ее не видеть, — голосила баба.</style>

<style name="Bodytext30">Макарыч спал, пугая мужиков жутким храпом. Кого-то лаял в промежутках. Обзывал лешаком плешатым. Обещался, нагрянув, перцовой по маковку залить, чтоб не протух. Под утро начал выдрыгивать ногами такое, что все его помощники, насмерть перепуганные, повскакивали.</style>

— <style name="Bodytext30">Эй! Проснись! Макарыч! Нешто так по-божьи ногами в хари тыкать? — кричал дед Варлампий.</style>

— <style name="Bodytext30">Он, наверно, чокнулся, — покрутил у лба младший Журавлев.</style>

— <style name="Bodytext30">Захлопнись, не то проснется, зубы в зад вобьет, — посоветовал ему старший.</style>

— <style name="Bodytext30">Костер готовьте, — цыкнул на них дед.</style>

<style name="Bodytext30">Братья пошли за сушняком. Макарыч не просыпался. Но дед не отставал. Он дернул его за руку, потом за нос. Не выдержав, потянул за бороду.</style>

— <style name="Bodytext30">Сгинь, нечистая сила, — отбрыкнулся лесник и торопливо закрестился.</style>

<style name="Bodytext30">Дед с перепугу на снег плюхнулся.