— <style name="Bodytext30">Немудрено. Горькое долго помнится, — вступилась Марья.</style>

— <style name="Bodytext30">Дед тому не вина. Наведал бы — не убыло б. Злой растеть, оно негоже. На всех серчать не след.</style>

— <style name="Bodytext30">Израстется — одумается.</style>

— <style name="Bodytext30">Припоздает. Акимыч не зазря сам про смертушку поминает, знать, кончину чуит, — взгрустнул лесник.</style>

— <style name="Bodytext30">Кольке Акимыч чужой. Сам говоришь — не вспомнил. Знать, судьба посмеялась. Чужих берег, своего не углядел. Нынче за то расплачивается…</style>

— <style name="Bodytext30">Што с ево спросу! Ить в лежку судьбина — сука кинула. Ни она, ни люд жалости к ему не поимели. От могилы-то и пововсе не дождет тепла. Так и уйдет к Господу бедолагой.</style>

— <style name="Bodytext30">Все потому, что и с бородой дитем остался, </style><style name="Bodytext30">вздохнула Марья.</style>

<style name="Bodytext30">Макарыч дрогнул плечами. Себя вспомнил. В ту лихую годину, человеческий язык забыв, шел он в зимовье с неудачной охоты. Лето стояло. Тайга под солнцем кости парила. Пахла духмянно, сыто. У Макарыча в животе черти в лапту играли. Пустое ружье руки еле держали. И только к порогу подоспел, слышит — через завалы кто-то ломится к избе. Глянул туда, и в глазах помутнело.</style>

<style name="Bodytext30">Медведь шел к Макарычу. Зло рявкнул, на дыбки вскакивал, торопился. Немного не дойдя, приостановился, принюхался. В желтых глазах боль и злость. У Макарыча колени лихую дробь начали выстукивать. Ноги к крыльцу приросли. С испугу не слушались. Зверь все ближе подходил. Лесник кой-как за дверь упрятался. Медведь начал когтями порог драть.</style>

<style name="Bodytext30">Макарыч сначала Бога призывал, потом, крестясь, глянул из окна. Медведь сидел на крыльце, как человек, и обиженно ревел, выставив перед собой лапу. Из нее кровь струилась. Лесник присмотрелся. Сучок в лапе увидел. Он-то и досаждал зверю.</style>

<style name="Bodytext30">«Не выйди — ен в избу вломитца, выглянь — угрохаит», — подумал лесник. Но все же высунулся из-за двери. Медведь к нему подался. Лапу показывал. Вспотел Макарыч до самых пят. Покрепче сучок ухватил. Выдернул и мигом в дверь, чтоб плюху в благодарность не получить. Коротко рявкнув, сел зверь перед окном, долго рану зализывал. А на другой день у избы колоду дикого меда Макарыч нашел. От себя зверь оторвал. Поделился. А вот люди… И больно стало.</style>

<style name="Bodytext30">Сшил он однажды знакомому мужику торбаза. За них тот посулил порохом поделиться. Лесник в придачу отдал рукавицы камусные. Когда за порохом пришел, тот цепного кобеля спустил. Да еще вслед хохотал. Потом Макарыч отквитался, бока ему намял…</style>

<style name="Bodytext30">А тот — лысый, при сельсовете начальник — выпросил у лесника пять шкур медвежьих. Говорил, для детишек сиротских, дескать. Сам сарай шкурами обил, чтоб куры не померзли. И тоже ни за понюшку. Даже на постой не позвал ни разу Куска хлеба не предложил.</style>

<style name="Bodytext30">Макарыч от таких думок осерчал на себя: «Вот и силы имеютца, да спробуй приложи. Каталажкой грозятца. Чево уж Акимыча судим».</style>

— <style name="Bodytext30">Что-то мы про него вспомнили, может, худо старому? — обронила Марья.</style>

— <style name="Bodytext30">Старое дерево живучее.