— В итоге ты оказалась права, Тамис, — печально проговорила она. — Мы не можем сражаться с ними их же оружием. Так нам не добиться победы. — И, как старая жрица до нее, она стала молиться о напутствии.

И тогда она увидела, как в свое время увидела Тамис, одного человека, который стоял рядом с Темным Богом, сильного человека — доброго человека.

Пармениона — Македонского Льва.

Озеро Преспа, середина зимы, 356й год до Н. Э.

Федра закрыла глаза, пытаясь определить источник опасности. Все звуки вокруг нее были убаюкивающими — твердые, мерные, почти ритмичные удары копыт лошадей дворцовой гвардии, стук окованных медью колес по кочкам и камням, разговоры и смех солдат по обеим сторонам от завешенного тяжелым пологом экипажа.

Но где-то внутри Федра слышала крики умирающих, и картины крови и насилия вставали у нее перед внутренним взором. И она никак не могла прогнать их. Она открыла свои голубые глаза и посмотрела на другую сторону кабины экипажа, где Олимпиада возлежала на пуховых подушках, обтянутых шелком. Принцесса сейчас мирно спала. Федра желала присоединиться к ней. Внутри тут же волной поднялся гнев, но ясновидящая быстро подавила его. Олимпиада была прекрасна, однако эта красавица была теперь связана браком с этим варваром из Пеллы, и ребенок в ее чреве увеличил ее живот вдвое. Федра отвела взгляд от лица спящей.

— Я больше не люблю тебя, — прошептала она в надежде, что ложь, произнесенная вслух, превратится в правду. Надежда была тщетной.

Теперь мы снова только сестры, не более того, подумала Федра. Их любовь была теперь мертва, как летние цветы. Жрица вздохнула, вспоминая их первую встречу три года назад. Две четырнадцатилетние девчонки во дворце Царя; Федра, скромная и благословенная — или проклятая? — даром Видения, и Олимпиада, компанейская и полная удовольствия, с уже оформившимся телом, с блещущей здоровьем кожей и невообразимо прекрасным лицом.

Федре было хорошо с принцессой, потому что она никогда не могла прочесть ее жизнь или увидеть темные секреты из потаенных коридоров ее разума. Олимпиада позволила ей почувствовать себя простой девушкой, и это было самым ценным из даров.

Никто не понимал одиночества дара Видения. Каждое прикосновение вызывало образы. Милый, обаятельный мужчина склоняется, чтобы поцеловать твою руку, но ты видишь распутника, поработителя, мучителя. Женщина улыбается, похлопывает тебя по руке, а ты видишь ее ненависть к твоей молодости. Вся скрытая паутина человеческой души была открыта твоим всевидящим глазам. Федра вздрогнула.

С Олимпиадой все было иначе. Ни видений, ни неприязни. Только любовь, поначалу сестринская, а потом…

Экипаж подскочил, когда колеса переехали через крупный камень. Федра откинула занавеску и выглянула в окно. Слева сверкало озеро Преспа, за ним высились хребты Пиндоса, разделяющие Македонию и Иллирию.

Олимпия зевнула и потянулась. Проведя пальцами по пламенно-рыжим волосам, она села и улыбнулась Федре. — Где мы?

— Скоро доедем до равнины, — ответила Федра. — Там нас встретит Царский эскорт.

— Мне жарко и я хочу пить, — пожаловалась Олимпиада, — и в этой ужасной повозке меня укачивает.

Федра привстала, открыла дверцу в крыше потолка кабины и окликнула возницу. Он натянул поводья, и Олимпиада вышла на солнце. Эпирский капитан гвардии тут же спешился, принес мех с водой и наполнил серебряный кубок. Олимпиада улыбнулась. — Благодарю, Геркон, ты очень добр.

Федра заметила, как зарделся молодой человек.