Хоть все остальные простили ее, сама себя она простить не может. Возможно, со временем она вернется к Свету. Лично я в этом сомневаюсь. Но что заботит тебя, юная спартанка? Чем я могу помочь тебе?
— Скажи, как сражаться со злом, которое грядет?
— Моим даром при жизни — если это можно назвать даром — было говорить правду, в которую никто не верил. Это было трудно, Дерая. Но я во всем полагалась на волю Истока. Тамис была охвачена гордыней. Она верила, что единственная способна быть тем орудием, что повергнет Кадмилоса. Гордыня — дар не от Истока. Обучая тебя путям Мистерий, Тамис укрепила в тебе чувство такой же гордыни. Мой же совет — не делай ничего. Продолжай исцелять страждущих, любить ближних.
— Я не могу делать этого, — перебила Дерая. — Я достойна такого же порицания, как и Тамис. Я должна хотя бы попытаться исправить всё.
— Знаю, — печально сказала Кассандра. — Тогда используй разум. Ты видела Аиду и ее бесноватость. Ты не думала, что она тоже видела тебя? Если она готова уничтожить персидского ребенка, разве она не ищет возможности — еще более упорно — уничтожить тебя?
— Мы с ней виделись дважды, — сказала Дерая. — У нее недостаточно сил, чтобы одолеть меня.
— Я слышу, как заговорила гордыня, — ответило лицо в огне. — Но у Аиды много слуг, и она может вызывать духов, или демонов, как тебе угодно. У них есть силы. Уж поверь мне, Дерая!
Страх вернулся, и Дерая почувствовала холод со стороны задернутого занавесками окна за ее спиной. — Что я могу сделать? — прошептала она.
— Все, что может сделать человек. Сражаться и молиться, молиться и сражаться. Но если будешь сражаться, то победит Аида, потому что для успешной битвы ты должна будешь убивать, а убийство приносит радость Темному, который прикасается, совращает, меняет.
— Тогда я должна позволить ей убить меня?
— Я не это сказала. Битва между Светом и Тьмой — дело сложное. Следуй своим инстинктам, Дерая. Но я посоветовала тебе использовать разум. Подумай, что понадобится Аиде для того, чтобы ее мечты воплотились в жизнь. Есть один серьезный противник, которого она должна убить.
— Парменион?
— Я слышу, как заговорила любовь, — сказала Кассандра. — Не Парменион. Кто действительно серьезный противник, Дерая?
— Я не знаю. Сколько в мире мужчин и женщин? Как я могу увидеть их всех, проследить их будущее?
— Думай о крепости, с высокими стенами. Неприступной. Где враг пожелал бы находиться?
— Внутри, — ответила Дерая.
— Да, — согласилась Кассандра. — А теперь используй разум.
— Дитя! — прошептала Дерая.
— Золотое дитя, — дополнила Кассандра. — Две души в одном теле, Тьма и Свет. Пока жив дух ребенка, Кадмилос никогда полностью не одержит верх. Есть такая птица, Дерая, которая никогда не вьет гнезда. Она подкладывает яйца в чужие гнезда, рядом с чужими яйцами. Когда птенец вылупляется, он оказывается больше других птенцов, он сталкивает их из гнезда на землю, чтобы те разбились насмерть. И делает так, пока не останется один выживший.
— И Кадмилос вытолкнет душу ребенка? Куда она уйдет? Как я смогу ее защитить?
— Ты не сможешь, моя дорогая; у тебя нет доступа к ней. Когда приблизится момент рождения, душа младенца будет низвергнута в Иной Мир, в Пещеры Аида, в Пустоту. Там она будет гореть ярким пламенем — но недолго.
— Что потом?
— Ее яркий огонь привлечет созданий Тьмы, и они уничтожат ее.
— Должен быть выход! — возразила Дерая, решительно поднимаясь. |