|
Когда я проснулась, на моих глазах стояли слезы, а сон казался реальным, при этом каким-то особо волнующим, будто я смотрела на двоих родных мне людей, которые сильно страдали. Готовя Максиму нехитрый ужин, я вспоминала подробности и вдруг поймала себя на мысли, что не просто так мне сняться такие сны. Есть какой-то смысл, так говорил Александр? Сначала говорил, пока не начал что-то плести о очень развитой фантазии и о побеге из реальности. О недостатке любви… Но теперь у меня был Максим, и я, вроде, любила его, почему сны не прекратились? Почему в них существует прямая сюжетная линия, которая подводит к какому-то финалу. Впрочем, и так ясно к какому… Вареону не спрятаться в столице — его однажды узнают и убьют. Анлерине ничего не останется, как выйти замуж, оказаться на ножах со своей свекровью, и попытаться спасти отца. Кто победит в этом поединке, я не знаю, но решение Анлерины перетянуть Манрада на свою сторону не глупо. Еще лучше было бы женить его на себе. Почему-то я знала, что Манрад не причинит ей вреда. Хотя и здесь непонятно. Кому он все же говорил правду? Нарану и его деду или Сарадне? Может, обоим, и он ведет свою игру? И кто все же Вареон? Больше всего на эту роль подходил Ланс. Но рядом был еще и Дал. Кто из них? Скорее, Ланс, недаром он так испугался при напоминании о Манраде. А Дал? Далу было все равно… Тьфу-ты, нашла о чем думать… Как правило такими мыслями я убегаю от реальности. Поймав себя на этой мысли, я порылась в памяти — чего именно я так боюсь, что опять погрузилась в эти глупые сны. Но искать долго не пришлось. Я вспомнила о матери Максима, и мне стало тошно. Господи, что мне делать? Решение пришло вечером, когда мой милый уплетал за обе щеки приготовленное любящими ручками тушеное мясо. Мое предположение оказалось верным — готовить ни мать Максима, ни его бабушка толком не умели, вот и казалась моя стряпня Максимке выше всех похвал, хотя такой и не являлась.
— Максим, ты когда мать видел в последний раз? — спросила я, когда Максим, раздобрев от угощения, развалился на стуле, довольно почесывая полный живот. — Да вчера, — немедленно насторожился Максимка, подозрительно посмотрев на меня, — почему спрашиваешь? Я налила Максиму кофе и поставила на стол вазочку с шоколадным печеньем: — Понимаешь, родной, я просто беспокоюсь… Она у тебя не очень добрая, но она твоя мать. Она работает? — Нет, — насторожился еще больше Максим, оставив в покое свой живот. Я вздохнула — сколько вечеров еще испортит нам эта истеричка. Но, вовремя вспомнив, что эта истеричка родила-таки и вырастила моего Максима, я продолжила: — Может, на пенсии? — Какая пенсия? — усмехнулся Максим. — Она же у меня всю жизнь… Погоди-ка, котенок, ты это к чему? Ну-ка признавайся, она была здесь? Я покраснела и медленно кивнула. Максим нахмурился: — И просила денег? Я снова кивнула. — И мне вернуться… Снова кивок. Я не могла ему врать, да и Максим имел право знать. — И что ты ответила? — Это тебе решать, милый, — тихо ответила я. — Не мне, и не ей. Я сказала, что ты взрослый человек и сам отвечаешь за свои поступки. И отношения с матерью налаживать тебе, а не мне. — Молодец, Ритуша, — улыбнулся Максим. — Но совесть взыграла? Зря, не волнуйся, я ей вчера как раз половину зарплаты отдал. Вторая — тебе. — Максим, — прошептала я, краснея еще больше. — Я не это думала. — А я — это. Ты — моя девушка, и нам надо поговорить о деньгах, о нашем совместном бюджете. Я понимаю, что ты не очень богата, что ты студентка, а студенты вечно на бобах сидят, тем более, студенты с квартирой. |
