Он не мог быть ни врагом, ни другом, и казался похожим на статую, но очень красивую статую. У этой статуи были большие, доверчивые голубые глаза, светлые, мягкие, чуть вьющиеся волосы, бледная, фарфоровая кожа и гибкое, тонкое тело, которое, казалось, так легко было бы переломить. На его фоне даже худая Анлерина казалась пышущей здоровьем смуглой красавицей. И носило эта прелестная статуя сильное имя Хамал, впрочем, какое имя может быть у статуи… И как этот ангелочек может быть тем самым бабником, о котором рассказывала Анлерине служанка? Рядом с этим великолепием глаза Анлерины излучали чуть видную жалость. К кому? К себе или к нему? Даже голос у него был странный: казалось, что природа, создавая этого человека, сначала лепила женщину, а потом передумала и наскоро переделала его в мужчину.

Такой тихий, мягкий голос вполне красил бы любую красавицу, но не мужчину! Впрочем, и на женщину он не совсем походил — скорее на какое-то сказочное существо или… инопланетянина… В его мягких глазах читалось восхищение прекрасной невестой, и вскоре Анлерина, сама того не замечая, перешла от заигрывающих ноток к материнским. Нельзя было относиться к нему иначе, чем к чистому ребенку, и в этом я с девушкой была согласна… Прием проходил для нас троих медленно. Постепенно принцесса явно устала от потока жалоб, но синий, ласковый взгляд жениха все так же дарил ей сочувствие. Но вот они получили разрешение уйти, и Анлерина первая пошла к нише, расположенной вдалеке от чужих глаз, и жених от нее не отставал.

— Я знаю, что вы не в восторге от нашей помолвки, — начал жених, когда они остались одни. Мой рот раскрылся от удивления — безликое существо, оказывается, имеет волю и, судя по тону, железную!

— Не удивляйтесь! — засмеялся юноша. — В присутствии матери я всегда играю дурака. Иначе мне ни в жизнь не удалось бы прокрасться ко двору. Как моей сестре. Впрочем, знал бы, какие планы у моей матери, так бы не старался… Это пахнет изменой…

— Тише! — испугалась Анлерина. — О таких вещах не говорят вслух, нас могут услышать!

— У вашего жениха гораздо больше талантов, чем вы думаете, — засмеялся Хамал. — Например, мой рано ушедший отец начинил мою кровь магией. Я знаю, что нас сейчас никто не слышит. Плохой из тебя маг, пронеслось во мне, я-то слышу! Анлерина задумалась, и я понимала ее. Ее жених, еще вчера бывший ей врагом, был слишком уж скор на доверие.

— Хорошо, и как же вы относитесь к нашей помолвке? — спросила девушка.

— Плохо, — ответил с кривой улыбкой Хамал. — Я прекрасно понимаю, что мне не дадут реальной власти. Есть еще кое-что… Хамал, убедившись, что на них никто не смотрит, опустил воротник, и я чуть вытянула шею от любопытства, но ничего особенного не увидела, кроме очень качественной татуировки в виде обвивавшей шею Хамала змеи. Красивая работа! Стоило только Хамалу слегка пошевелиться, как кончик хвоста змеи слегка вздрагивал, а глаза сверкали странным сиянием, как живые. Принцессу, как и меня, татуировка зачаровала. Она захотела, было, к ней прикоснуться, как змея, ожив, спустилась по груди хозяина и молниеносно обвилась вокруг запястья принцессы. Хамал, побледнев, схватил невесту за руку, и прелестное создание нырнуло в рукав, вынырнуло из воротника хозяина и заняло свое обычное место:

— Никогда так больше не делайте! — прошептал Хамал, и его голос ощутимо задрожал от избытка эмоций. — Вы погубите и себя и меня!

— Вы с ума сошли! — вдруг прошипела Анлерина. — Жреца вашей касты карает смертью его же слуга! Вы умрете в день нашей свадьбы!

— Теперь вы понимаете, почему мои желания идут вразрез с желаниями моей матери? — усмехнулся Хамал, вновь овладев собой.