Только знай, после этого я не отпущу тебя никогда.

— Почему ты думаешь, что Максим меня отпустит?

— Ты сама не выдержишь, Рита, — усмехнулся Димка. — Ты ненавидишь слабых мужчин, а Максим слаб. Я еще не совсем понимаю, в чем, но он слаб.

— Дима, я повторяю, это не твои проблемы.

— Неужели ты не видишь, что он сумасшедший? — утратил вдруг Дима свою обычную невозмутимость. — Это испокон веку было — сын у башмачника без сапог. Так и у психологов-психиатров дети — без ума. Потому что другим отдают, а про своих забывают.

Я стояла с Димкой напротив костела, смотрела на запорошенный снегом серебристый купол с крестом и кусала губы. Прав, Димка, прав, но что я могу поделать?

— Я люблю его, — наконец выдавила я, тихо так выдавила, беспомощно, но почему-то моя беспомощность передалась и Димке. Мой бравый дружок как-то в один момент сник и посмотрел на меня грустными, собачьими глазами. — Не понимаешь? Поэтому могу снести от него что угодно. Что мне прикажешь с этим делать?

— А я тебя люблю, — кисло ответил Димка. — Что прикажешь делать мне? Смотреть, как он тебе жизнь коверкает? Как ты худеешь на глазах, бледнеешь? Рита, почему? Почему ты так наивна? Так…

— Дима, перестань, ты терзаешь зря и себя и меня. Понимаешь?

— Да все я понимаю! — отмахнулся Димка. — Но если обидит — ты знаешь, к кому идти.

— Знаю, Димочка, все знаю, — мягко ответила я, совершенно приходя в себя. Роли поменялись — теперь Димка выступал, как проситель, а не как нападающий, и мне стало жаль этого красивого, гордого мальчишку, попавшего в глупую ситуацию. Отчасти по моей вине… — Да только разные это вещи — чувства и разум. Понимаешь? И всем ты для меня хорош — и умен, и красив, но сердце я отдала Максиму. Здесь ничего не поделаешь… Почему ты не слышишь?

— Ты поймешь, поймешь, Рита, — упрямо продолжал гнуть Дима. Но вот он ушел, и я, с облегчением вздохнув, направилась домой. Но разговор не выходил у меня из головы. Удалось-таки Димке смутить мою душу: как сильно не любила бы я Максима, но и Дима был в чем-то прав. Иногда с Максимом сложно. Однако, это единственный человек, который меня понимает до конца, чего не дано даже Димке. И осунулась я не из-за Максима, а из-за своих снов. Максим меня спас… Придя домой, я, не включая света, долго стояла у окна, любуясь на ночной город. Сегодня мне, как часто в последнее время, не хотелось думать, только довериться судьбе и слепо идти вперед. Опять мой разум кричал караул, а интуиция мирно почивала в покое. Кто из них прав? Сердце или разум? Разум или сердце? Еще и этот последний сон, сон, который многое закончил… Что, если я больше не нужна буду Максиму? Что, если наш реальный роман закончился так же, как закончилась повесть о Вареоне в нереальном мире? Может, не писать?

Сказать, что мне больше ничего не снится? Придумать другой финал, как советуют в случае кошмара психологи? Обманывать Максима и жить этим обманом? Не могу, не буду! Я села за компьютер. Хоть и не хотелось.

«Этот сон был сумбурен, и события в нем текли слишком быстро.

Наверное, из-за избытка эмоций. Помню, что начался он, как и часто в последнее время, с принцессы. Я едва узнала Анлерину — как подурнела девушка с момента нашей последней встречи, если это можно было назвать встречей. Она сильно похудела, стала тонкой, как тростинка, а ее живые глаза с золотыми когда-то искорками пожухли и стали блеклыми и безжизненными. Я смотрела на нее, и передо мной в легкой дымке быстро протекающего времени пролетали частые посещения обеспокоенного Хамала, многочисленные визиты посланцев короля, и даже несколько встреч принцессы с Манрадом.