– То есть трех человек пытались убить исключительно для того, чтобы пошатнуть вашу власть?

– А у вас есть еще какие-нибудь предположения? Это же очевидно!

Самомнение режиссера было непомерно раздуто. Но не стоило говорить об этом человеку, который в одиночку выдул почти пол-литра водки без всякой закуски. Все равно он либо не понял бы, либо обиделся.

Геннадий поднялся на ноги, но зашатался и чуть было не упал.

– Вам надо отдохнуть. Позвольте, мы поможем вам прилечь.

– Нет! Я тут не останусь! Все вокруг гибнут. Не хватало, чтобы еще и со мной что-нибудь случилось.

– Тогда мы отвезем вас домой.

– Я согласен, – быстро произнес режиссер. – Вы – полиция, вам я доверяю. И еще позовите ее…

– Кого? Мусика?

– Ее я не хочу! – неожиданно закапризничал режиссер. – Позовите ко мне Оливию. Пусть она со мной поедет. Нам надо с ней многое обсудить.

– Хорошо. Как скажете. Фима, сбегаешь за Оливией, пока я провожаю нашего уважаемого Геннадия Пахомовича к его машине.

Фима кивнула и выскочила в коридор. Ей показалось, что за поворотом мелькнула чья-то тень. И когда она выглянула, то увидела кончик алого платья. Точно в таком же оттенка платье Мусик сегодня красовалась на сцене. Но в тот момент Фима не придала особого значения этому событию, потому что мысль ее была сосредоточена на том, как ей разыскать Оливию.

– Не ушла ли она еще?

Совершенно случайно Оливию удалось перехватить у выхода. Девушка была уже одета. Но она, казалось, не удивилась, когда узнала, что ее требует к себе режиссер.

– Хорошо, – спокойно произнесла она. – Ведите. Я подожду его тут.

Фима убежала, чтобы сообщить об удачно выполненном поручении. А когда все втроем они спустились вниз, то увидели, что рядом с Оливией с очень злым лицом маячит Мусик.

– Я тебе повторяю, это не то, что ты думаешь, – объясняла ей Оливия.

– А я тебя предупреждаю, кто на мое зарится, тот потом очень сильно жалеет об этом.

– Я тебя прекрасно понимаю. Тебе абсолютно не о чем волноваться.

– А я и не волнуюсь. Это ты за себя бойся! Ходи да оглядывайся!

И Мусик унеслась прочь. Напоследок она не забыла кинуть свирепый взгляд в сторону спускавшегося по ступеням любовника. Но Геннадий его просто не заметил по причине того, что был занят тем, как бы не потерять равновесие и не загреметь вниз. Оливия тоже ничего не ответила на выпад Мусика. Зато она приветливо улыбнулась Геннадию, который достиг относительно ровной площадки и был этому несказанно рад.

– Оленька! Деточка! Поедем ко мне домой. Обсудим с тобой, как хоронить будем, в чем оденем, ты лучше моего разберешься, что и к чему.

Последняя фраза прозвучала как-то особенно тепло и ласково. И Фима даже порадовалась, что Мусик ушла и не слышит этого разговора. Она явно и так приревновала своего режиссера к этой девочке-Колокольчику.

Отъезд режиссера в компании с его новой протеже вызвал массу слухов среди театральной братии. У каждого было свое предположение, что это могло бы значить. Но все сходились в одном: часы правления Мусика подходят к концу.

– Раз уж Геннадий к себе новую фаворитку так открыто при всех пригласил, значит, Мусик чем-то крупно перед ним проштрафилась.

– Мусик нынче в опале. Наверх к славе ей больше не пробиться.

– Не видать Мусику главных ролей, будет на подпевках, как она того и заслуживает.

Другая группа зашла в своем порицании Мусика еще дальше.

– Нечего и говорить, Мусик нашу Евдокию и отравила! Это же она для нее кофе заваривала. Могла подлить в него все, что угодно.