— Значит, плохо ищете! Такой человек, как Солитов, не мог исчезнуть бесследно. Такие, как он, защищаются до конца. Юра был рыцарем без страха и упрека.
— Мне глубоко импонирует такая позиция, — согласно кивнул Владимир Константинович. — Но бывают случаи, когда разумнее уступить грубой силе. Деньги — всего лишь деньги, а жизнь невозвратима.
— Меньше всего его волновали деньги! — вскипел Чадрис. — Запомните это!.. На первом плане всегда стояло человеческое достоинство, которое он самоотверженно отстаивал от любых посягательств. На моих глазах Юра вступился за старика, над которым изгалялась шайка молодых гогочущих хулиганов.
— И чем кончилось происшествие?
— Они осмелились поднять на нас руку, мерзавцы! — хмуро процедил Чадрис, как-то сникнув. — Хоть бы кто заступился! Все спешили обойти сторонкой, словно это их не касается…
— Знакомая ситуация. — Люсину было о чем призадуматься. Рассказ Чадриса осветил характер Георгия Мартыновича с совершенно неожиданной стороны.
— И, к сожалению, очень типичная. Раньше молодые люди вели себя иначе.
— Не обольщайтесь насчет прошлого, Петр Григорьевич! Не про вас сказано, но еще при фараонах ворчливые старики жаловались на молодежь, пророча близкий конец света. И что же? Слава богу, живем. Станислав Ежи Ленц здорово сказал, что в середине каждого века бывает свое средневековье. Все поколения по-своему хороши.
— Мне нужно посмотреть больного. Вы не подождете в приемной?
— Уже ухожу. — Люсин поспешно поднялся. — Только один вопрос напоследок.
— Где один, там и другой, я уж знаю. Вы все-таки подождите, — не допускающим возражения тоном распорядился Петр Григорьевич, склоняясь к рукомойнику. — Разговор у нас крайне серьезный.
Посторонившись, пропуская худосочную, заметно припадавшую на левую ногу девочку, которую подталкивала впереди себя раздраженная долгим ожиданием врачиха, Люсин закрыл за собой дверь и подсел к секретарше.
— Будете лечиться у нас? — поинтересовалась она, не отрывая глаз от сотрясаемой дрожью каретки.
— Я, девушка, не по этой части, как ни жаль.
— Что вы! Наоборот, хорошо.
Глава восемнадцатая
РЕЧНОЙ ТРАМВАЙ
Не застав Наталью Андриановну в институте — ему сказали, что у нее библиотечный день, — Люсин не без колебаний решился позвонить ей домой.
— Не уделите мне часик? — попросил с обезоруживающей откровенностью. — Сугубо лично…
Она согласилась, затаив удивление, и, недолго думая, назначила встречу на пристани у Киевского вокзала, неподалеку от дома.
Люсин узнал ее лишь в самый последний момент, когда она, легко перебежав через дорогу, нерешительно замедлила шаг. Скорее догадался, робко устремившись навстречу, что это она. И лишь после того, как Наталья Андриановна протянула руку в перчатке, он позволил себе улыбнуться. Мимолетная эта улыбка получилась натянутой, вымученной. Владимир Константинович никак не ожидал, что память сыграет с ним столь злокозненную шутку. Высокая женщина в коротком, перетянутом пояском плащике предстала невозвратимо чужой и как-то совершенно иначе, нежели запомнилось, красивой.
Не испытав тайно лелеемой радости и не находя подходящих слов от нахлынувшего волнения, Люсин увлек ее к лестнице, спускавшейся к причалу.
— Покатаемся на пароходике? — неожиданно для самого себя предложил Владимир Константинович.
— Вы странный человек. — Подняв воротник, Наталья Андриановна зябко передернула плечиками. |