— Э-эх! — не раздеваясь, как был в штанах и рубахе, Шалрой прыгнул в воду и поплыл к противоположному берегу, к валунам и каменным россыпям. Харим и Рахель с легкой завистью следили за ним. Они не умели плавать. В деревне мало кто умел плавать, потому что этому негде было научиться.

Вечером приехал старый Мирх. Еще издалека замахал пастухам рукой, привстав в телеге, закричал что-то веселое — седые жидкие волосенки развеваются по ветру, сам худой, костлявый, одежда на нем болтается, словно на палках огородного пугала.

Собаки подняли головы, заворчали, скаля клыки. Покосились на хозяев: люди спокойны, значит, все в порядке. И вновь вернулись к своей основной обязанности — следить за стадом.

— Сказочник едет, — пробурчал Харим. Они с Рахелем игрались кривым пастушьим ножом, поочередно втыкая его в землю.

— Цыц! — прикрикнул на молодежь Шалрой, поднялся на ноги и не спеша направился встречать подъезжающего.

— Стой, старая! — прокричал Мирх, натянув вожжи. Сивая кобыла всхрапнула, задрала хвост, уперлась всеми четырьмя копытами в землю. Возница едва не свалился с телеги, чуть не кувыркнулся вперед, но успел-таки схватиться за большую бочку, что стояла за ним, накрепко привязанная к скошенным бортам.

— У-у, негодница! — погрозил Мирх лошади, но та даже ухом не повела. Опустила голову к земле, стала щипать траву мягкими губами.

Кряхтя и фыркая почище иного коня, старик долго спускался на землю, цепляясь за телегу, хватаясь за веревки, за упряжь, нащупывая неуверенной ногой упор, выворачивая шею, заглядывая себе за спину. Шалрой хотел было помочь старику, но Мирх свирепо посмотрел на пастуха, и Шалрой отступил.

— Негодное место нашли, — обрушился с критикой Мирх, едва только почувствовал под ногами твердую почву. — Вода не проточная. Глистов скотина нахватает, а мне потом лечи полынным семенем…

— На ночь встали, — развел руками Шалрой. — Завтра дальше пойдем.

— Дальше! — фыркнул старик. — На перевал, что ли? Куда уж дальше? За горы? Или еще далече? — Он хрипло засмеялся, закашлял в кулак.

— Я ходил, смотрел, — сказал Шалрой. — Вон за тем холмиком, не так далеко, будет хороший луг. Трава мне по пояс. Ручей течет. И лесок недалеко.

— Лесок! — снова фыркнул старик. — Что ты мне рассказываешь? Я в этих местах каждый камешек знаю. Всякую корягу, каждый родничок. Распряги-ка кобылу лучше. Пусть водички попьет.

— А глисты?

— Вот еще выдумал! Сроду тут глист не бывало! Шалрой пожал плечами и сноровисто принялся распрягать лошадь.

Харим и Рахель в отдалении все играли ножом, время от времени посматривая искоса на прибывшего старика и о чем-то негромко переговариваясь.

Прибежал здоровый пес, вожак стаи по кличке Лютый. Обнюхал старика, признал, высунул язык, улегся у его ног. Мирх, кряхтя, отдуваясь, присел на корточки, потрепал большую голову собаки, поиграл бахромой истерзанных в бесчисленных драках ушей.

— Что, старый? — спросил он у овчарки. — Небось намаялся с молодыми? Ничего-ничего. Ума у них мало, зато силушка играет.

— Поесть-то привез чего? — спросил Шалрой.

— А как же. Вон за бочкой сверток. Племянница тебе собрала. Уж не знаю, чего там.

— Переночуешь сегодня? Или сразу поедешь?

— Заночую. Как же. С одной дороги да на другую… Я уж не молодой.

— А чего тогда сам приехал? Некого послать, что ли?

— Зачем? У молодых свои дела… Ночью-то… Знамо… — Мирх закашлялся в кулак. А может, засмеялся.