— Артемида, а что было с твоей матерью? — спросил он, удовлетворенно жуя чуть хрустящий, удивительно сочный гриб.

— Она пошла в монастырь, но через несколько лет ее выгнали за ночные похождения. Тогда она занялась тем же промыслом, что и бабушка. Она отослала меня в школу, а когда мне было пятнадцать лет, покончила с собой. Это письмо отдала мне бабушка; она пережила мою мать на двадцать лет.

— А средство, о котором говорил Мергеш — чтобы загладить вину — вы выяснили, что он имел в виду?

— Мать и бабушка ломали над этим голову много лет, но так и не разгадали загадку. Бабушка пошла к другому врачу, доктору Бриллу, известному нью-йоркскому психиатру. Но он решил, что у нее утрачена связь с реальностью. Поставил ей диагноз «истерический психоз» и посоветовал лечиться покоем по методу Вейра — провести год-два в психиатрической лечебнице, в постельном режиме. Если принять во внимание состояние финансов моей бабушки и природу проклятия Мергеса, кажется, это у доктора Брилла была утрачена связь с реальностью.

Когда Артемида начала убирать посуду, Эрнест остановил ее:

— Успеем еще.

— Эрнест, — сказала Артемида напряженным, высоким голосом, — может быть, теперь, когда мы поужинали, ты захочешь пойти со мной наверх.

Она помолчала и добавила:

— Ты теперь знаешь, что я не могу удержаться, чтобы не попросить об этом.

— Извини, — сказал Эрнест, поднимаясь и направляясь к двери.

— Ну хорошо, до свидания, — крикнула ему в спину Артемида. — Я все понимаю. Только не извиняйся. Ты не виноват.

— Что ты понимаешь? — спросил Эрнест, оборачиваясь в дверях. — Куда я, по-твоему, иду?

— Ты намерен убраться как можно дальше. И тебя можно понять. Я знаю, почему ты уходишь. И не виню тебя.

— Видишь, Артемида, я же тебе говорил, что ты не все знаешь. Я ухожу лишь на двадцать футов — к машине, за сумкой.

Когда он вернулся, Артемида наверху принимала душ. Эрнест убрал со стола, упаковал оставшуюся еду, взял сумку и пошел наверх.

Следующий час в спальне доказал одно: грибы ни при чем. Все было так же, как и в прошлый раз. Жаркий, пышный блуд, кошачье вылизывание, чувственный язык, фейерверки, медленно нарастающие до пиротехнической кульминации, взмывающие римские свечи, рев гаубицы. За несколько секунд перед Эрнестом промелькнули все прошлые оргазмы его жизни: годы выплескиваний в елозящую ладонь, в полотенца, в раковины, потом — череда пышногрудых любовниц, прекрасных сосудов утешения, в которые он изливал заботы своей жизни. Благодарность! Благодарность! А потом чернота — он провалился в мертвый сон.

Эрнеста разбудил вой Мергеша. Комната опять затряслась; снова раздались скрежет и царапание в стену дома. Страх шевельнулся у Эрнеста в душе, но он быстро встал с кровати, энергично встряхнул головой, сделал глубокий вдох, спокойно открыл окно, выглянул и крикнул: «Мергеш, сюда. Побереги когти. Окно открыто.»

Вдруг воцарилась тишина. И Мергеш впрыгнул в комнату, изодрав по дороге тонкие льняные занавески. Шипя, с поднятой головой, с горящими красными глазами, с выпущенными когтями он кружил вокруг Эрнеста.

— Мергеш, я тебя ждал. Может быть, присядешь?

Эрнест сел в массивное каповое кресло из красного дерева рядом с ночным столиком, за пределами которого простиралась темнота. Кровать, Артемида и остальная часть комнаты исчезли.

Мергеш перестал шипеть. Он поглядел на Эрнеста. С клыков капала слюна, все тело напряглось.

Эрнест полез в сумку.

— Может, съешь чего-нибудь? — спросил он, открывая заблаговременно принесенные наверх контейнеры, оставшиеся с ужина.