Чертыхаева, кромѣ того, имѣла двѣ комнаты для такъ называемыхъ „секретныхъ родильницъ“.
Выйдя у подъѣзда изъ саней, докторъ Кальтъ и Колояровъ поднялись по лѣстницѣ въ третій этажъ. Швейцаръ внизу далъ уже звонокъ въ квартиру и передъ ними, когда они поднялись, стояла уже открытая дверь, отворенная горничной.
— Скажите Софьѣ Петровнѣ, что пріѣхалъ я. Пусть поскорѣе выйдетъ. Я тороплюсь, — сказалъ докторъ, сбрасывая на руки горничной верхнее платье. — А этотъ господинъ со мной. У васъ есть сегодня мамки? — спросилъ онъ.
— Только четыре пришли, Федоръ Богданычъ, — отвѣчала горничная, вѣшая пальто доктора и принимая шубу Колоярова.
Она впустила ихъ въ гостиную. Гостиная была приличная. Въ бронзовой клѣткѣ сидѣлъ попугай. На стѣнахъ висѣли олеографіи, фотографіи и литографіи.
— Ужасно любитъ пудриться передъ посѣтителями — вотъ отчего я тороплю, — замѣтилъ Колоярову докторъ. — Кокетство одолѣло. Хорошая, исполнительная акушерка, но на лицо три тона краски накладываетъ. А вторая игра была у меня также въ высшей степени интересная, — опять началъ разсказывать докторъ. — Было это на прошлой недѣлѣ у Елатьевыхъ. Я у нихъ годовымъ… Сдаютъ, какъ вамъ это ни странно покажется, восемь пикъ, отъ короля. Развертываю — все черныя карты. Я даже поразился…
Но тутъ показалась акушерка Чертыхаева, дама среднихъ лѣтъ, брюнетка, худощавая и дѣйствительно накрашенная. Она была въ черномъ шелковомъ платьѣ, съ золотыми браслетами на рукахъ и съ часами у пояса, спущенными на большой золотой цѣпочкѣ отъ брошки, застегнутой у самаго горла.
— Федоръ Богданычъ… — начала она, улыбаясь. — Горничная мнѣ говоритъ, а я и не вѣрю. Очень рада…
— За товаромъ пріѣхалъ. Есть товаръ? Вотъ это господинъ Колояровъ, и ему мамка-кормилица къ ребенку требуется, — заговорилъ докторъ. — А это вотъ сихъ дѣлъ поставщица Софья Петровна и великая хлопотунья по своей части.
— Ужъ вы, Федоръ Богданычъ, всегда меня расхваливаете, а я этого даже и не стою, — жеманилась акушерка.
Колояровъ подалъ акушеркѣ руку.
— Люблю, оттого и хвалю, — шутливо отвѣчалъ докторъ, сѣлъ къ столу и сталъ закуривать папиросу, предложивъ такую и Колоярову, усадивъ его противъ себя. — Ну-съ, хвастайте товаромъ. Софья Петровна.
— Сегодня только четыре пришли, но всѣ женщины здоровыя, не отощалыя.
— А намъ только одну надо.
— Прикажете ихъ позвать?
Акушерка сдѣлала движеніе.
— Постойте, постойте. Намъ новорода не надо, — остановилъ ее докторъ. — Намъ нуженъ особый товаръ. У нихъ кормилица уже мѣсяца четыре кормитъ ребенка, но по нѣкоторымъ обстоятельствамъ приходится съ ней разстаться.
— Шестой мѣсяцъ она кормитъ Мурочку, Федоръ Богданычъ, — поправилъ его Колояровъ.
— Будто ужъ шестой мѣсяцъ? А мнѣ казалось, что это такъ недавно, — удивился докторъ. — Ну, такъ вотъ шестой мѣсяцъ. Надо соотвѣтствующую сему и кормилицу.
— Такая именно и есть по пятому или шестому мѣсяцу съ молокомъ, — отвѣчала акушерка. — Двѣ даже такихъ. Одна въ воспитательномъ домѣ что-то не поладила, а у другой питомецъ умеръ.
— Нѣтъ, ужъ мы такую не возьмемъ, у которой питомецъ умеръ. Богъ съ ней, — тревожно заговорилъ Колояровъ. — Можетъ быть, какая-нибудь заразная болѣзнь.
— Нѣтъ, нѣтъ, пустое… Просто хилый ребенокъ… Застудили… Колотье… — отвѣчала акушерка. — Я узнавала… Будьте покойны… Да, наконецъ, вѣдь мы ее, послѣ того какъ вы выберете, вымоемъ въ банѣ. |