— Все хорошо, мама. Тебя, конечно, беспокоит Биби? Она все по дому хлопочет, собирается прийти к тебе.

Мать посмотрела на сына изучающим взглядом:

— Тогда чего же ты такой грустный?

— До веселья ли мне, если ты так больна? А с Биби мы во всем разобрались. Это она обиделась на меня — вот и намолола вздор. Чуть поправишься — она придет и попросит у тебя прощения…

В потухших было глазах матери блеснула искорка надежды.

— Ну, дай-то бог! Будьте счастливы оба…

Мать верила сыну, знала — он с детства не лгал ей.

Положение же Акгуль было все еще незавидным. Как и обещала, Жаннат на следующий день пришла к матери вместе с Арманом. Тот попросил в конце свидания: «Ты иди, Жаннат, дети ждут, а я еще побуду здесь».

— Мама, — сказал Арман, как только они остались вдвоем, — разреши мне сказать тебе одну вещь.

— Говори, если не тебя, то кого же мне слушать?

— Ты не сердись на меня за то, что услышишь. Я не могу больше с Жаннат… решил бросить.

— Бросить? Как это «бросить»? Она что, вещь, что ли, для тебя?

— Прошу, не сердись. Я нашел свое счастье.

— Опять «нашел», да еще и счастье! Ты что же, все время был несчастен?

— Да, был несчастным, только и сам не знал этого. А теперь — счастлив. Я встретил женщину… ее зовут Биби. Мы любим друг друга.

— Что ты говоришь, дорогой мой? Опомнись! Куда же ты денешь тех двоих, которые слаще, чем мед, дороже, чем зрачок глаз наших?! Неужто ты способен на такое злодейство и сумеешь бросить Сакена и Даулета?!

— Ну, если они вам так дороги, я оставлю их вам…

Акгуль задохнулась от негодования. Она не могла больше вымолвить ни слова и лишь тихо застонала.

Вбежала дежурная сестра и выпроводила Армана.

Назавтра пришла Жаннат. Не подозревая о беде, нависшей над ее головой, невестка долго рассказывала о приготовлениях к тою. Свекровь, слушая, так и но смогла сообщить ей горькую весть. На прощание промолвила: «Вижу, праздник удастся. Вся надежда на тебя, дорогая». А сама опять заволновалась: «Что же станется с ними, моими бедными детьми и внуками? Хоть бы одумался Арман! Может, эта Биби найдет в себе хоть искру человеческой жалости и не станет отнимать отца у детей…»

Жаннат ушла, а Акгуль как лежала не шелохнувшись, так и осталась в той же позе.

Арман больше не приходил. Зато часто у постели матери была Жаннат с детьми. Разговаривали об одном и том же: как лучше отпраздновать юбилей Ергазы. Но Акгуль торопилась теперь выйти из больницы уже не ради этого празднества, а чтобы воспрепятствовать несчастью, которое грозило семье. «Отвести беду, отвести беду!» — эта мысль не оставляла ее ни на минуту.

Слов нет, похвала подбадривает человека. Она — хорошая поддержка в работе каждого. Поддержка нужна и всякому таланту. Хотя бывает, что стимулом для вдохновения иному человеку служит его честолюбие. Именно честолюбие, желание славы, почета, желание быть первым среди первых любой ценой — владело сейчас Ергазы. Он не без дальнего прицела решил во что бы то ни стало с шиком отпраздновать свой юбилей. И ничто не могло отвлечь его от этой затеи, даже тяжелая болезнь жены, многие годы преданно делившей с ним и радость и горе. В предвкушении ожидаемых тостов, он представлял, как люди после тоя будут говорить: «Смотрите, Ергазы-то уже шестьдесят, а каким молодцом выглядит!»

Наконец наступил день праздника. Чествование проходило во Дворце культуры. На плечи юбиляра накидывались один за другим дорогие, с оторочкой и галунами, халаты.