— Где же? Ага, нашел: «Мангышлак — самый западный выступ восточного берега Каспийского моря. Омывается заливами…» Дальше… «Климат резко континентальный. Осадков около 150 миллиметров в год. Развито главным образом пастбищное животноводство. Постоянных рек нет».
Саша торжествующе глядел на Бестибая. Отец согласился:
— Правильно пишут: рек нет. На земле нет. А под землей — другое…
— Какая разница, — вспыхнул Саша. — На земле. Под землей. Нет и нет.
Бестибай как не слышал, продолжал говорить:
— Наш род много лет мангышлакскую воду пьет. У Келимберды был сын. Мукал. У Мукала — Беимбет. У Беимбета — Сатыбай. У Сатыбая родился Жандай. У Жандая — Бокара. А у того Жанбоз. Сколько колен?
— Шесть.
— Верно, шесть. У Жанбоза было пятеро сыновей. Самые младшие — Айым и Шана. Мой дед Кул — сын Шаны. Теперь подумай: как же без воды столько людей жило?
— И все на Мангышлаке? — недоверчиво спросил Саша.
— Родина.
— Да-а-а… Все равно воды мало. Вон в наш Жетыбай откуда возят? Пока доедут, не вода — тухлятина.
— В Жетыбае вода есть. Найти надо. Колодцы вырыть.
— Колодцы?! — засмеялся Саша. — Колодцами, батя, скважины не напоишь. Они знаете сколько воды требуют? Только давай! Вся работа на воде…
— Колодца мало — скважину ставь, — не уступал Бестибай.
«А ведь прав отец, — думал Халелбек, с интересом слушая разговор. — На каждой оперативке только и слышно: «Вода… Вода», а гидрогеологов в экспедиции — раз-два и обчелся. Да и денег мало отпускают. Все средства на нефтеразведку. Будто вода сама собой найдется…»
— Ищи не ищи, — Саша запальчиво махнул рукой, — пустыня, она и есть пустыня.
— Что такое Мангышлак? Знаешь? — спросил отец.
Халелбек заметил, что он тоже разволновался: несколько раз дотрагивался до горла, словно что-то мешало дышать.
— Не принимай к сердцу, коке, — сказал сын по-казахски.
— Как не принимай?! Парень говорит, что уходят адаевцы с Мангыстау.
Он опять повернулся к шоферу:
— Так что такое Мангышлак?
— Название.
— Если по-русски: «тысячи кочевий», «тысячи зимовок». Тысячи!
Бестибай отогнул край кошмы, на которой они сидели.
— Гляди: вот кошма. Видишь? Вся в мелких дырах. Почему? На кочевках угли прожгли. Теперь наш Мангыстау. Он тоже как кошма после кочевки — весь в дырах. Только не угли прожгли — руки сделали. Тысячи колодцев. Тысячи кочевий. Занесет песком — снова рой. Вода есть. Только надо знать — где.
— Всё, сдаюсь, — поднял руки Саша. — Значит, тысяча зимовок?
— Больше.
— Теперь еще одна будет. — Саша ткнул себя в грудь: — Товарищ Новиков Александр Лукич остается зимовать на Мангышлаке. А кто его уговорил? Вы, аксакал!
Он поднялся, протянул старику крупную ладонь:
— Так домой и напишу: раньше следующего лета не ждите. Покорять Мангышлак так покорять! — И рассмеялся первый.
…Ну зачем ты, старик, едешь в Форт? Зачем другим людям знать про твои болезни? И разве это хорошо — цепляться за жизнь? Сколько отпустил аллах — столько и проживешь. Ни больше, ни меньше. И никто — ни врачи, ни баксы, ни ты сам не прибавят и не убавят тебе жизни ни на волос. |