|
Она кладет себе на грудь и другую его руку. – Что вы делаете? Она на него не смотрит. – Пожалуйста, не нужно разговаривать, мистер Грин. Мне необходимо, чтобы вы сконцентрировали внимание на тактильных восприятиях. Взгляд его движется вниз, вдоль распахнутых пол халата, затем удивление его достигает наивысшей степени – снова вверх, к ее отвернувшемуся лицу. Он раньше не принял всерьез ее слов о том, что под халат она ничего не надевает. – Не понимаю, что вы такое делаете. – Я же вам только что объяснила. Проверяем ваши рефлексы. – Вы хотите сказать… Она опускает на него взгляд с явной долей раздражения. – По всей видимости, вы уже давали нам образцы во время предыдущих обследований. Это точно такая же процедура. Он убирает руку: – Но я… Вы… Ее голос становится неожиданно строгим и холодным: – Послушайте, мистер Грин. У нас с сестрой масса других пациентов. Ими тоже нужно заняться. Вы же хотите вылечиться, правда? – Да, конечно, только… – Тогда закройте глаза. И ради всего святого, постарайтесь быть чуть более эротичным. Мы не можем потратить на вас весь день. – Она наклоняется над ним, опираясь руками по обе стороны подушки. – Задействуйте обе руки. Как и где угодно. Но он лежит неподвижно, закинув руки за голову. – Да не могу я! Я вас и не встречал в жизни ни разу. Хоть от Адама счет начинай. Доктор Дельфи нетерпеливо вздыхает: – Мистер Грин, если речь идет обо мне, прошу вас начинать не от Адама, а от Евы. Или вы пытаетесь дать мне понять, что предпочитаете, чтобы эти процедуры проводили медбрат и врач мужчина? – Нет уж, избавьте. Она строго смотрит на него: – Вы находите мое тело отталкивающим? – Ее голос и глаза повелевают, отказа она не потерпит. Он бросает взгляд на укрытые тенью нагие груди и отворачивается. – Не понимаю, какое отношение все это имеет к… – То, что вы называете «это», представляет собой самый современный и оправдавший себя метод лечения состояний, подобных вашему. – Никогда ничего о нем не слышал. – Всего несколько минут назад вы никогда ничего не слышали о своей жене и о собственных детях. Вы страдаете тяжким поражением памяти. – Это бы я запомнил. – А свои политические взгляды вы помните? – Он молчит. – А религиозные? Счет в банке? Род занятий? – Вы же знаете, что нет. – Тогда будьте любезны поверить: я знаю, что делаю. Нас вовсе не затем долгие годы обучают этой специальности, чтобы кто то мог усомниться в нашей профессиональной компетенции, более того – на столь смехотворных основаниях. Физически вы совершенно здоровы. Вчера я обследовала вас всесторонне и весьма тщательно. Ваши гениталии в нормальном состоянии. Я не требую ничего невозможного. Он лежит отвернувшись; через некоторое время, проглотив ком в горле, говорит приглушенно: – Может, можно… я сам? – Мы вовсе не собираемся проверять вашу способность просто продуцировать сперму, мистер Грин. Было что то такое в ее презрительном подчеркивании слова «сперма», чего он не понял. Она словно говорила о каких то отбросах, о грязной пене. – Но мне неловко… – Да вы же в больнице, Господи прости! Ничего личного в этом нет и быть не может! Сестра и я просто проводим обычные процедуры. Здесь это каждодневная практика. Мы требуем всего лишь, чтобы вы сотрудничали с нами. Сестра? – Все еще отрицательная. – Так. Теперь давайте ка бросим заниматься ерундой. У меня совершенно нормальное женское тело. Закройте глаза и используйте его по назначению. Ее голос и взгляд казались теперь голосом и взглядом нянюшки – нянюшки старой школы, – уговаривающей упирающегося ребенка отправить наконец естественные надобности. |
