– Что ты на меня волком смотришь? Обещал заплатить и заплачу. Я же не говорил, что сегодня, – с раздражением процедил скользкий мужик, с которым договаривались подростки.

Нужно было как-то отогнать от себя эти воспоминания, но ничего не получалось. Дома было нечего есть, денег тоже шаром покати, а из школы его, наверное, уже отчислили.

Петр щелчком отшвырнул в окно потухшую сигарету, и та растворилась в промозглом тумане. Подросток полез в карман и нащупал там нож-бабочку, который стал носить с собой не так давно. У таких складных ножей лезвие спрятано между двумя продольными металлическими лопастями, которые можно легко отбросить, превратив в рукоятку. Их носили все подростки Одинцова – в основном в качестве сувенира или модного аксессуара. Но чем больше парней обзаводились этой игрушкой, тем чаще ее пускали в ход в любой напряженной ситуации. Петр уже несколько раз применял нож в драке, но чаще просто начинал щелкать им, как четками. Остаток поездки они провели в гнетущем молчании, которое прерывалось только едва слышными щелчками ножа-бабочки.

– Высажу тебя здесь, отсюда уже дойдешь, – раздраженно бросил водитель и притормозил возле остановки «Конезавод». Раздался щелчок, с которым металлические лопасти «бабочки» смыкались в ручку. Мужчина повернулся к подростку и спросил:

– Ты выходить собираешься?

– Деньги давай, – срывающимся голосом приказал Петр и приставил лезвие к горлу водителя. Тот замер, стараясь дышать как можно тише. Все его сознание сейчас сконцентрировалось на холодном лезвии возле сонной артерии.

– У меня нет денег, – проговорил он и выдохнул. Руки подростка с каждой секундой дрожали все сильнее.

– Сколько есть, столько давай.

Головкин еще мгновение наблюдал за тем, как трясется юный грабитель, затем медленно поднес руки к шее, взялся за маленькое острое лезвие и так же медленно отвел его в сторону.

– Давай лучше договоримся, – примирительным тоном произнес Головкин и поведал про склад, на который они сейчас могут отправиться, чтобы разжиться товаром. Нужно только заскочить в гараж за инструментами, а там назойливый сторож, так что придется залезть в багажник.

Подросток и так уже находился на грани срыва. Ему было нечего терять, а значит, и страха он больше не чувствовал. Единственное, что обычно останавливает человека от нарушения закона, – это страх. Отчаяние лишает страха и стирает границы дозволенного.

Петр понял, что происходит что-то не то, лишь в подвале гаража. Приложив огромное усилие, подросток навалился на нападавшего, пытаясь выбраться наружу, но Головкин оказался сильнее, и скоро очередная жертва уже висела со связанными руками на крюке, вбитом в стену.

– Воров нужно наказывать, – приговаривал Головкин, уродуя тело парня. Пытки продолжались несколько часов. В какой-то момент у Петра блеснул луч надежды, когда в дверь гаража кто-то постучал и, судя по звукам, зашел внутрь. Несчастный кричал, но слабый звук его голоса тонул в бетонных стенах подпола. Вернувшись, садист, казалось, заново набрался сил и злости для пыток.

Уже под утро Головкин выдохнул и с блуждающей улыбкой на лице привалился к стене. Подросток иногда на мгновение приходил в себя, но потом вновь впадал в беспамятство. Садист уселся на пол и закурил. Оглядевшись по сторонам, он увидел огромную полиэтиленовую перчатку, которую использовали при осеменении лошадей, и решил опробовать способ убийства, который видел в боевиках. Он докурил, затушил сигарету об пол, тяжело поднявшись, взял пакет и подошел к висящему на крюке парню. Через несколько минут Петр уже не подавал признаков жизни.

Головкин подвесил свою жертву за вывернутые руки, на дыбу, привязал шнур к половым органам, дергал, раскачивая тело.