Топольский рассмеялся:

– Ах, Яша, Яша. Как это мило с твоей стороны умереть в свой юбилей. – Он посмотрел в искаженное лицо давнего приятеля. Потом подхватил тело старика под мышки и отволок его в ванную.

– Сейчас Яша будет купаться, – сказал маньяк, наполняя ванну до краев горячей водой. Он знал, что в горячей воде тело станет разлагаться скорее. Махровое полотенце полетело в корзину для грязного белья.

– Ну, пока, Яша, – сказал Топольский, улыбнувшись, и слегка помахал трупу рукой.

Старик лежал под водой с открытыми глазами, не выражающими ни беспокойства, ни печали.

– Можешь меня поблагодарить. Я избавил тебя от греха…

Шавранский лежал, точно спал, и только из его полуоткрытого рта время от времени выходили крохотные пузырьки – остатки воздуха в легких.

Топольский вышел на улицу, вдохнув с наслаждением свежий ночной воздух.

Во всем доме, где жил Шавранский, ни в одном окне не горел свет, значит, никакого риска, что кто-нибудь заметил его выходящим из подъезда.

Он не беспокоился, потому что знал: менты пойдут по легкому пути и постараются подвести смерть старика под несчастный случай. «Полез искупаться и утонул», – самодовольно думал маньяк, направляясь к своей машине, предусмотрительно оставленной в соседнем дворе.

«Пора взяться теперь за белобрысую суку. Зря ты, девочка, болтала своим язычком».

Он ехал по ночным улицам, чувствуя необыкновенный прилив возбуждения. И не удержался, свернул в темный переулок и, расстегнув брюки, долго мял в руках свой вялый член. Кончил, зажимая его ладонями, и минут десять сидел, ощущая сладкую истому.

Нет, не зря он прикончил этого старикашку.

На следующий день Оксана из дома позвонила Якову Исаевичу. Она хотела помириться, а заодно извиниться за недостойную выходку по отношению к его приятелю.

Но телефон Шавранского ответил длинными гудками.

«Не похоже это на старикашку. Обычно он всегда снимает трубку», – подумала девушка, но в этот день так и не поехала к Шавранскому. Постельные сцены со стариком чертовски надоели ей, даже за деньги. Пока старого пенька расшевелишь, сама пять раз кончишь.

Вечером, около одиннадцати, она опять позвонила Шавранскому. И опять он не снял трубку.

«Вот скотина! – рассердилась Оксана. – Неужели другую девушку себе завел? И не хочет подходить к телефону».

Такого Оксана допустить не могла. И дело вовсе не в том, что придется делить старика с какой-то стервой. Его не жалко. Пусть забирает всего, без остаточка. Но если новая сучка понравится ему больше, то и отстегивать он ей станет больше. А может статься, что и вовсе даст Оксане расчет. Денежные мужики сейчас в цене.

Уже в половине двенадцатого ночи Оксана поймала такси и понеслась к Шавранскому домой, как разъяренная тигрица, готовая отомстить сопернице. Потерять Якова Исаевича – значит лишиться всего.

На всякий случай минут пять она стояла возле двери, прислушиваясь.

За железной дверью было тихо.

Впрочем, разве услышишь отсюда, с лестничной площадки, их голоса? И она позвонила. Для верности постучала кулаком в дверь.

Один раз. Другой.

И вдруг заметила: дверь незаперта!

«Ни фига себе! На Яшу это не похоже», – подумала Оксана, сомневаясь, стоит ли ей входить в квартиру.

Она приоткрыла дверь и позвала в темноту:

– Яша?! Ты дома?

И опять тишина. Никто не ответил ей.

Подозрительно как-то это. «Не пойду. Сейчас развернусь и уйду.