Самолет свернул на рулежную дорожку, удивительно мягко прокатив по твердому, покрытому льдом асфальту, и подъехал к выходу тридцать семь, через который пассажиры должны были покинуть салон.

– Что будет, если у меня не получится? – спросил Али в Дамаске у посредника, ознакомившего его с условиями переезда в Швецию.

– Не переживай так, – ответил тот, тонко улыбаясь.

– Мне нужно знать, – настаивал Али. – Что будет, если у меня не получится выполнить все, что от меня требуется? Я разговаривал с другими, собирающимися туда же. Они говорят, что обычно все происходит по‑другому.

Посредник помрачнел.

– Я полагал, что ты благодарен нам, Али.

– Конечно же я благодарен, – поторопился он, – но меня все же интересует…

– Ты слишком любопытен, – перебил посредник неожиданно резко. – И тебе ни в коем случае не следует разговаривать об этом с другими. Никогда.  Ты должен сосредоточиться только на одном: попасть в страну, как мы решили, и затем выполнить поручение, о котором мы тебя проинформируем. Чтобы ты смог воссоединиться со своей семьей. Ты ведь этого хочешь?

– Больше всего на свете.

– Вот и ладно. Меньше беспокойся и больше старайся. Иначе станешь еще несчастнее, чем теперь.

– Невозможно быть несчастнее… – прошептал Али, понурив голову.

– Да ладно, – ответил посредник таким ледяным голосом, что Али перестал дышать от страха. – Представь себе, что ты вдруг лишился всей своей семьи, Али. Или они лишились тебя. Одиночество – вот единственное настоящее несчастье. Запомни это, ради твоей семьи.

Али закрыл глаза, зная, что этого он не забудет никогда. Теперь он понял угрозу.

Пройдя паспортный контроль десять минут спустя и убедившись, что он попал в страну, он снова вспомнил про это. Теперь у него нет иного пути, чем тот, что увел его от прежней жизни, оставшейся, как он все больше верил, в прошлом навсегда.

Среда, 27 февраля 2008

Стокгольм

Домашние рогалики к утреннему кофе в следственном отделе полиции выглядели необычно. Петер Рюд взял сразу два и с ухмылкой пихнул локтем в бок своего нового коллегу, Юара Салина. Юар, не поняв, взял только один.

– Правда, на член похоже? – Петер указал на рогалик.

– Пардон? – отозвался тот, смотря ему прямо в глаза.

Петер засунул рогалик в рот и ответил, не прожевав:

– А внутри дряблые, как старая манда.

И уселся рядом с аспиранткой, только что начавшей работать на этом же этаже несколько недель назад.

Осень и зима оказались нелегким временем для Петера. Он отметил первый день рождения своих сыновей тем, что бросил их мать, а дальше все пошло к чертям. Не на работе – в личной жизни. Женщина, прежде хотевшая стать его любовницей, Пия Норд, вдруг отвернулась от него, объяснив, что встретила другого.

– У меня все серьезно, Петер, – сказала она. – Я не хочу испортить стоящие отношения.

Петер только фыркнул: тоже мне стоящее дело – трахаться с Пией Норд! Но предпочел промолчать. Пока, во всяком случае.

Но, к сожалению, после того как Петера бросила Пия, развлечься ему было не с кем. До сих пор. Аспирантке было от силы двадцать пять, но она производила впечатление зрелой женщины. А главное, она новенькая и еще не успела услышать всех сплетен, что рассказывали про Петера. Как он бросил жену и как изменял ей, пока они еще жили вместе. Что у него совсем маленькие дети, которых он бросил дважды – посреди своего уже и так укороченного отпуска по уходу за детьми Петер внезапно решил, что больше не может возиться с малышами дома и сбагрил их снова матери, только что начавшей работать на полставки после целого года тяжелой послеродовой депрессии.