Покидали самолет в том же порядке, как и при первом прыжке.

Парашют Гайдара раскрылся без помех. Я следил за ним и вздохнул с облегчением. Приземлился он на этот раз метрах в пятидесяти от Краева. И снова, смотрю, лежит. Побежал к нему. Подбегаю, смотрю: лежит на спине без движения, глаза закрыты, под левым глазом большая ссадина, изо рта идет кровь. Я нагнулся, осторожно потряс его за плечо. Гайдар приоткрыл глаза и слегка разжал зубы, он пытался что-то сказать, но не мог. И тут я увидел, в чем дело: треть его языка болталась на прожилке у подбородка. Откусил! Прыгнул, подводник…

Подъехал врач, осмотрел и сказал, что нужна срочная хирургическая помощь по приживлению языка.

Я тут же приказал полковнику Г. В. Филатову созвониться с медсанбатом и вызвать в операционную ведущего нашего хирурга Леонида Семеновича Кристального. Кристальный — опытный хирург, он оперировал Маргелова на фронте по поводу осколочного ранения кисти правой руки.

Мы тут же усадили травмированного Гайдара в мой уазик и вместе с врачом погнали в медсанбат. К нашему приезду Кристальный был уже в операционной. Он осмотрел рану и спокойным тоном сказал, что ничего серьезного нет — язык такой орган, который заживает в течение трех — пяти дней. И тут же приступил к пришиванию языка.

Через пятнадцать минут операция была закончена. Леонид Семенович отложил в сторону инструменты, снял перчатки, помыл руки, взял две мензурки, в каждую из которых налил по 50 граммов спирта. Одну подал Гайдару, другую оставил себе. И сказал:

— Тимур, по фронтовой традиции, когда пациент без наркоза выдержал операцию и при этом не потерял сознания, ему полагается сто грамм «фронтовых». Но у нас нет водки, поэтому выпьем по полета спирта за то, чтобы язык был послушным, как и прежде.

Гайдар чокнулся и, с трудом разжав зубы, вылил содержимое мензурки в рот, сжал зубы и закрыл глаза. Примерно через минуту открыл глаза и довольно внятно произнес:

— Как мне повезло! Я ведь журналист! Теперь буду меньше говорить, а больше писать!

Все, кто был в операционной, аплодировали мужеству и остроумию Гайдара.

Из операционной я отвез «раненого» к себе домой, под контроль «домашнего доктора» — Лилии Павловны, жены. А сам поехал на аэродром провожать командующего.

Доложил Маргелову о случившемся. И заметил, что, как ни странно, командующий был доволен произошедшим:

— Вот и хорошо, что на своей шкуре испытал — с пятым океаном шутки плохи. Теперь эти писаки будут больше уважать наши войска.

И тут же отдал распоряжение командиру 7-й воздушно-десантной дивизии генералу В. С. Краеву:

— Напишите письмо главному редактору «Правды» Афанасьеву, что его заместитель совершил журналистский подвиг. В пятьдесят два года дважды прыгнул с парашютом и тем самым на себе испытал всю опасность нашей военной профессии. А самому парашютисту вручите голубой берет, десантную тельняшку и стропорез. Мы принимаем его в строй почетных десантников!

«“Тельник надо показывать так!..”»

Однажды командующему на построении показали офицера-десантника, который действительную отслужил в Морфлоте. Маргелов подошел к нему. Тот, как положено, представился.

— «Тельник» носишь? — спросил Маргелов.

Тот расстегнул ворот ХБ и показал свою тельняшку. У десантников в то время тельняшек еще не было. Василий Филиппович одобрительно покачал головой. Сказал:

— Сынки, гордитесь, что служите в ВДВ!

И вдруг рванул свою гимнастерку так, что градом сыпанули пуговицы:

— А «тельник» надо показывать так! — И после паузы: — Ничего, скоро все будете «тельники» носить.