Промотавшая состояния золотая молодежь приходила сюда в надежде с помощью счастливого случая поправить дела и подновить облупившуюся было позолоту. Вот эта-то довольно разношерстная публика, это странное общество, где вперемешку встречались люди самых разных слоев и сословий, где не скрывали распущенности нравов, и привлекали сюда юного Водрока.

   Надо ли говорить, что ночи в игорном доме не всегда обходились без происшествий скандального свойства. У мадам Бриго частенько обнажали шпаги. А один придворный офицер даже выпустил здесь пару пуль из своего пистолета: первая прострелила ухо одному из игроков, а вторая всего лишь погасила свечу в канделябре. Этот случай в своевремя даже наделал немного шуму. И дабы впредь избежать подобных прискорбных инцидентов, меж завсегдатаями, по всеобщему соглашению, раз и навсегда было заведено неписаное правило — все счеты и долги должны сводиться в двадцать четыре часа и где-нибудь подальше от стен салона.

   Водрок прослыл крупным игроком, а поскольку удача отнюдь не всегда сопутствовала юноше, то ни для кого не было секретом, что ему, дабы расплатиться с карточными долгами, уже не раз приходилось обращаться за солидной помощью к дядюшке, однако по молодости лет все легко сходило ему с рук.

   Жак Диэль, напротив, считался человеком благоразумным и рассудительным. Все знали, что, несмотря на молодые годы — ему не было еще и тридцати, — дядюшка его, Белен д’Эснамбюк, уже не раз доверял ему всякие важные и весьма деликатные поручения, с которыми он управлялся с честью и превыше всяких ожиданий.

   Так, много разговоров вызвал этот новый бриг, построенный по заказу Белена и всего несколько недель назад вышедший из дьепских верфей — и это в те времена, когда лучшие корабельщики сидели по тюрьмам, а во всей Франции не удавалось построить ни единого нового судна.

   Начиналось лето тысяча шестьсот тридцать седьмого года, и вечерний воздух в том квартале Парижа был особенно чист и прозрачен.

   Уже подойдя к порогу заведения, Жак Диэль вдруг заколебался.

   — Не знаю, братец, и зачем только я уступил вашим прихотям, — недовольно проговорил он. — По правде говоря, я куда с большим удовольствием предпочел бы прогуляться, наслаждаясь этим приятным вечером, чем сидеть взаперти в этом душном доме…

   — Но ведь там будет президент Фуке, — пояснил Пьер. — А вам ли не знать, Жак, как хотелось бы мне получить место в Американской Островной компании. Помните, что говорит наш дядюшка: жизнь в колониях, несмотря на тамошний климат, может открыть перед молодыми людьми, которые желают чего-то добиться, самые блестящие возможности?

   Жак дружески похлопал младшего брата по плечу и заметил:

   — Не надейтесь, будто на Сен-Кристофе или на Мадинине вас ждут игорные дома вроде заведения мадам Бриго!

   Водрок уже собрался было ответить, но в тот самый момент перед подъездом остановилась карета, и из нее вышел щеголевато одетый юный аристократ. Так что Пьер ограничился вопросом:

   — Вы знакомы с Констаном д’Обинье?

   Жак покачал головой.

   — Увы, знаком! — ответил он. — Разумеется, только по репутации… Вернее было бы сказать, именно отсутствие всякой репутации и сделало его имя притчей во языцех…

   — Вы знаете, он сын поэта Агриппы д’Обинье…

   — Что ж, сынок погубит доброе имя папаши.