|
Десять, двадцать лет я здесь просижу— все равно возвращусь такою, какая ушла. Или не возвращусь совсем. Если бы не надеялась на это, живой меня не застал бы.
— Я тебя понимаю, Эрви. Но должен сказать: с твоей родины вести плохие есть. Аказ пропал...
— Я не верю тебе.
— И я тоже вестям этим не верю. Подожди немного — сейчас у меня много важных дел? Потом — поедем в Нуженал. Если Аказ там — отдам тебя ему. Если нет — просить буду тебя со мной в Казани жить. Согласна ли?
— Там видно будет. Подожду. Делай свои дела. Но знай: дотронешься до меня — умру.
— Спи спокойно. Жди.
Из гарема Кучак пошел прямо к хану. От сыновей он узнал, что дела в ханстве плохи.
Сафу-Гирея он застал совсем расстроенным. Хан вяло поругал мурзу за долгое сидение в Бахчисарае, потом спросил:
— Как здоровье моего брата Саип-Гирея?
— Брат твой ушел в сады Эдема.
— Умер?—так же равнодушно переспросил Сафа.— Кто теперь?
— Саадет-Гирей. Тоже твой брат.
— Средний,— уточнил Сафа.— А как он поживает?
— Плохо, могучий.
— Только на трон сел и уже плохо?
— Горячая голова. Наместника султана обидел, теперь то и гляди из Стамбула шелковый шнурок пришлют. Беи хана не слушают, войско из своих бейликов не дают, король польский снова грозит войной. Саадету, в случае беды, свой дом защитить нечем... Мы долго думали, выжидали...
— Здесь тоже плохо,— Сафа накурился кальяна и казался пьяным,—Булат меня не слушается тоже, все делает, как захочет. С Москвой сносится, наверно, скоро русские рати позовет. Другого хана у князя Василия просят. Шигалея грязного. Если Москва рать пошлет, что делать будем?
— Саадет-Гирей советовал: Булата и его сторонников убить, на коренных казанцев нагнать страху...
— Легко сказать — убить. У меня своих воинов нет, только охрана — полторы тысячи. И то они не мои, а твои. А у Булата, сам знаешь, сколько...
— Саадет сказал: если будет больно плохо, пусть Сафа в Крым едет.
— А ты?
— А я здесь останусь. Султан оставлять совсем Казань не ве¬лел. Если так не сделаем, он и тебе шелковый шнурок приготовит. И глазом не моргнет.
— Будь проклят тот день, когда я согласился стать ханом Казани!—воскликнул Сафа и отбросил в сторону мундштук кальяна.
Мурза огляделся в Казани: дела не так безнадежны. Булат, конечно, силен дружбой с Москвой, но если его припугнуть, то можно послов московских, которые мутят в Казани воду, выгнать. Правда, Сафа-Гирей клятву Василию-князю дал, но какой хан когда и где клятвы держался?
Придумано—сделано. Один лабаз торговый у эмира Булата спалили, пригрозили, что если и далее эмир против хана будет — все спалят. Послов московских из Казани выгнали, имущество их забрали. Стали потихоньку сторонников Булата шерстить.
Казанцам, державшим сторону Москвы, тяжело стало жить. |