Как только стаяли снега и схлынули полые воды, Семка ночью увел Саньку и Ирину в ватагу. Там их встретили хорошо, сразу отвели отдельную земляночку. Утром Санька с Микеней пошли знакомиться с ватагой, а к Ирине пришла повариха Палата.

—    Наслышана я про тебя, девка, ой, как наслышана,— загово¬рила Палата воркующим голосом.— Как узнала, что ты здесь поя¬вилась, сразу и прибежала. Чтоб ты не пугалась: в ватаге и бабы живут. Вот, к слову, я — шестой год с этими иродами маюсь. Па¬латой меня зовут, чтоб ты знала.

—    Ты-то хоть как сюда попала, тетя Палата?

—    Как и ты, по одной тропке. Батюшка мой, царство ему не¬бесное, смуту в Суздале учинил. Против утеснителен народ поднял, целое лето весь град в страхе пребывал. А потом людишки батюш¬ку предали, и ему осталось одно: либо в разбойное стремя ногою, либо в боярскую петлю головою. Вот так я с ним здесь и очути¬лась. Вскоре в набеге батюшка погинул, а я... осталась тут, при¬жилась.

—    Неужто уйти отсель не можно? — тревожно спросила Ирина.

129

—    Здесь силой не держат. А я, чтоб ты знала, своей волей

9 Марш Акпарса

здесь живу. Из-за жалости. Уйди я из ватаги, они, нечестивцы, с голоду передохнут, кто им шти сварит, кто хлеба испечет. Да их, грязнорылых, вши без меня съедят. Кто им исподники выстирает, кто гасники пришьет.

—    Часом, не обижают они тебя? Ну... по нашему... женскому...

—    Пробовали,— простодушно ответила Палата.— Да ведь у меня в руках железный черпак. Одного благословила — до сих пор рубец во всю рожу. С тех пор чтут меня, как игуменью какую- нибудь. Тебя тоже в обиду не дам.

—    Да как же ты не боишься их? Ведь разбойники?

—    Кто разбойники?! Это мои-то обормоты разбойники? Тьфу! Да это самые что ни есть захудалые мужики. Может, они там, на дорогах, злодеи, а здесь ватажники—и вся недолга. И бояться их нечего...

Микеня и Санька вышли из землянки. Санька огляделся: лес кругом поредел, на пригорке вырыто сотни полторы землянок, разбросаны по берегу речки легкие шалаши, понастроены коно¬вязи, навесы, клети.

—    Ты посмотри,— говорил Микеня гордо,— как у князя в вот¬чине, все есть: и кузня, и шорня, и швальня, и кладовые. Мельницы пока нету, да она вроде и не нужна: местные мужичишки, было бы зерно, что хочешь, перемелют и доставят в целости.

—    Что за люди у тебя, скажи? Откуда они?

—    Разбойниками нас зовут. А ты погляди: какие мы разбойни¬ки? Свое кровное отнимать не успеваем, не токмо чужое брать. К примеру такой случай возьмем: пограбили мы прошлой осенью монастырские кладовые. Не скрою — еды взяли много. Зиму мо¬гли жить бы сыто. Но спустя неделю появились у нас мужики из того монастырского прихода, чуть не сотня человек. Их монахи начисто обобрали — нам же их всю зиму пришлось кормить. Ку¬шаки подтянуть пришлось. Или опять же в минулом году слу¬чилось. Отбили мы у боярских челядинцев обоз. Триста подвод в лес увели. Челядинцы, вестимо, испугавшись, утекли. Но не к бо-ярину. Они, сучьи дети, снова пошли по деревням, а отнятое нами снова наверстали, и пришлось нам мужиков тех деревень подкарм¬ливать. Вот и посуди теперь — разбойники мы али нет!

Оглядев Микенины владения, снова вернулись в землянку. Ата¬ман спросил:

—    Ко мне в гости аль на постоянное житье?

—    Погляжу,— ответил Санька.— Думается мне, плохой из меня ватажник выйдет.