Аказ сказал старикам:

—           Не о дани сейчас речь. А земли у меня, верно,— много. Если обрабатывать ее поможете, спасибо скажу. И дом новый построить

гоже, пожалуй, надо. Когда уедете отсюда, от каждого илема лю¬дей пришлите.

Через неделю пришло в Нуженал много плотников.

Сперва Аказ велел им рубить срубы, потом ставить эти срубы на мох, чтобы меж бревен не оставалось ни единой щелки. Этому научился он у русских.

Сделали избу с сенями, с крыльцом, с полами, полатями и по толками. На окна натянули бычьи пузыри. Потом вокруг двора отгрохали из толстенных бревен забор с башенками и дубовыми воротами на глухом запоре.

В середине лета плотники разошлись по домам, и Аказ надеялся, что скоро они вернутся, чтобы построить еще клети да амбары.

Однако ошибся. Многие пришли домой, топоры забросили взя¬ли лук, стрелы и мотанули в лес. Между севом и жатвой в лесу побывать надо, тут до топоров ли?

Первое время Аказ на Горной стороне порядки наводил. Ждал Эрви, но она почему-то все не ехала. Янгина отпустил в Боранчеев илем, велел там строить дом, глядеть за стариком, помогать ему в делах, Ковяжу тоже выделил округ на реке Цивили. велел расширять его, расчищать от леса землю, сеять больше зерна. Других хозяев этому учил, говорил, что теперь одной охотой не проживешь, настанет такое время, когда сила и довольство будут у тех, у кого хлеб. Нашел мастеров гончарного дела, возродил былое ремесло, каким промышляли его дед и прадед. Завел среди мордвы знакомства, привез оттуда кузнецов хороших, плотников.

Перед жатвой оставил в доме Топейку, оседлал коня и сказал, что едет на охоту.

А сам поехал к старейшинам, которым больше всего доверял, советоваться. Всюду говорил одно и то же: как бы отпор казан¬цам дать.

Старейшины подолгу гладили бороды, думали. Но ничего при¬думать не могли. Чтобы с казанцами говорить смело, одной отваги мало. Надо оружие иметь, надо войско иметь, надо всем друж¬ными быть. А у них, кроме ножей и стрел, ничего нет, да и ста¬рейшины не все в одну дудку дудят.

Аказ слушал каждого старейшину, потом осторожно спраши¬вал: нельзя ли с русскими дружбу завести, у них от казанцев за¬щиты просить?

Старейшины переставали гладить бороды и говорили: «Надо подумать».

Аказ знал, когда старик говорит: «Надо подумать»,— это зна¬чит, думать он будет год.

Вернулся Аказ от старейшин невеселый. Думал, зря съездил. Но шло время — заговорил горный народ о русских, о Москве, и

побежали во все стороны слухи, что скоро придет на правый берег Волги рать царя, чтобы народ от мурзаков крымских и казанских защитить...

Лето вступило в свои права. Тепло в Нунжуейале. Около Аказова двора песня звучит:       

Приподнявши коромысло.

Из-за леса солнце вышло.

Разливает всем тепло —

И лучисто, и светло!

Это опять Топейка поет. Парень без песни не может жить: что видит, о том и поет. Это когда ему весело. А когда грустно, о ду¬мах своих поет. Иногда сядет на траву и давай в песне жало¬ваться на судьбу. «Идут года, поет, скоро будет тридцать, а у Топейки ничего нет. Дома у него нет, жены тоже нет, земли своей нет. Куда бы ни пришел Топейка — бедность за ним тащится. Сначала от мурзы нужду терпел. Пришел на правый берег Вол¬ги— на Боранчея работать пришлось. Потом жил у Туги — тоже радости мало. Сейчас Аказ большим другом ему стал, а все рав¬но— хозяин. Как же бедному Топейке свой дом заиметь, свою землю, и хорошо ли искать ему жену, если хозяин старше его, и то не женат.