Изменить размер шрифта - +
Спешно были посланы конники в северный край, хана Шигалея и его жену Фатиму из Белозера вывезли и поставили перед Еленой и малолетним царем Иваном.

Прием был торжественный. Хану царь подарил шубу, а Елена преподнесла Фатиме золотую чашу с медом в подарок. Растро¬ганный Шигалей сказал:

— Дед твой взял меня к себе, детинку малую, вскормил, как щенка, отец твой пожаловал меня, дал мне города, и я грехом своим перед государем провинился, и бог страшно наказал меня. И теперь я, холоп ваш, даю клятву и по этой присяге хочу крепко стоять и готов умереть за ваше государское жалованье!

С той поры Шигалей стал жить в Москве, верно служить Ива¬ну и ждать посылки на казанский трон. Пока казанцы воевали с Сафа-Гиреем, стараясь изгнать его с престола, умерла Елена Глинская. Посол Герберштейн утверждал, что ее отравили.

Началось правление боярское — тут уж было не до Казани. Теперь же Иван подрос и послал Шигалея на Суру, чтобы ка¬занские дела разведать.

В Васильсурске хан вспомнил про Аказа и Магометку Бузубова...

...Мамлеев улус казанцы теперь не трогали, жизнь там стала налаживаться. Мамлей женился на дочке муллы, теперь, пока стро¬ится новый дом, живет у тестя. Хан Шигалей встретил Аказа как старого приятеля: горячо обнял, похлопал по спине, сказал:

На родных хлебах раздобрел ты. Плечи раздались.

145,

 

1*' Марш Акпарса

—     А ты, хан, поседел. Раньше борода черной была.

—     В Каргополе снегу много было. Там волосы подбелил. Да и в Москве есть, где седину найти.

Посидели, поговорили о том, о сем, потом хан перешел к делу.

—     Царь мало-мало вырос, за дела государства берется. Ду¬мает меня на Казань посылать. Я уж два раза на трон садился, два раза бежать пришлось. Надоело. Надо покрепче садиться. Вы меня поддерживать будете?

—     Ты прости меня, уважаемый Шах-Али, если я неприятное для тебя слово скажу,— ответил хану Бузубов.— Ханы казанские меняются часто, а порядки прежние остаются. Московский ли хан сидит, крымский ли, а земли наши всегда перекопскому мурзе подъясачные. Вот ты говоришь, дважды ханом Казани был, а ка¬кое облегченье чувашам и черемисам сделал? Сперва нас Кучак давил, потом сын Кучаков. Как мы тебя поддержим, если по нашей земле крымские мурзаки тысячами ползают?

—     Ты правду, Магмет, сказал: для вас я никакого облегченья не делал. А когда делать? Не успею в доме своем котел повесить— надо снимать, снова в Касимов убираться. А теперь молодой царь и его советники мне так оказали: приедешь в Казань, не торопись свои шалтай-балтай по стенкам развешивать, по лавкам раскла¬дывать. Укрепись сперва, людей верных вокруг себя расставь, обо¬прись на них. Вот я к вам и приехал.

—     Если кучаков с нашей земли уберешь,— сказал Аказ,— если народу облегченье сделаешь — мы тебе опора. А без людей наших от нас двоих с Магметом какая тебе польза? Ведь если тебе служить — это все равно, что Москве служить, не правда ли?

—     Да, это так.

—     Пусть тогда и Москва об этом знает, защищает нас в слу¬чае чего. А пока мы московских князей да воевод боимся не мень¬ше, чем казанских беев.

—     Я вас понял. Сяду на казанский престол — сразу о вас по¬думаю. И в Москве скажу: чуваши и черемисы властью Казани тя¬готятся, надо им помочь к Москве приклониться.

—     Ты правильно сказал: надо помочь. А мы с Магметом давно об этом думаем.

—     Ты, хан, на Казань приехавши, вот еще о чем подумай,— сказал Топейка.— Кучак жену Аказа украл—отними ее у него и сюда пошли.

Быстрый переход