Ник догадывается, что по ним стреляют и произносит, ни к кому не обращаясь, но с глубоким удовлетворением:
– Не я первый начал!
Одновременно он нажимает кнопку электроспуска и пулемет в башенке начинает грохотать, плюясь гильзами. Хотя ПКТ и отличается от обычного семь-шестьдесят-два пулемета Калашникова тем, что пороховые газы у него выводятся наружу, тем не менее в тягаче сразу пахнет кислым и горелым.
Короткая очередь стегает по стене башни возле ворот, выбив в штукатурке здоровенные дыры. Пощелкивание пуль по броне сразу прекращается – аковцы спешат покинуть площадку перед воротами, отступая под защиту древних стен.
Прямо перед башней, в пологой низинке, тягачу приходиться преодолеть обширную лужу, больше похожую на пруд. Скорость продвижения машины сразу снижается, и Ник в боевой горячке начинает кричать на Юсупова.
– Не ори, – спокойно отвечает инженер. – Все равно эта… быстрее, чем может, «коробочка» не поедет.
Сломав рогатку, подмяв ее под себя, тягач врывается в арку, с жутким скрежетом бортом прочерчивает по стене глубокую борозду, и Ник видит через стекло прицела впереди темную громаду Президентского дворца, подсвеченную горящими на площади кострами.
Это красивое, величественное здание, построенное еще в эпоху императора Николая Первого, в прежние времена было резиденцией главы республики, но случившаяся катастрофа не пощадила его – дворец выгорел дотла, крыша провалилась и лишенные стекол окна напоминают закопченные бойницы какого-то исполинского дота, пережившего ожесточенный штурм.
– Впереди! – возвращает Ника в реальность голос Юсупова. – Ты эта… ослеп, что ли?
На расчищенной от кустарника дороге, ведущей вверх, к Сююмбике и огромному Благовещенскому собору, появляется группа аковцев, человек десять. Ник, закусив губу, дает пристрелочную очередь, а затем начинает вести огонь, стремясь не столько уничтожить, сколько отогнать противника и расчистить тягачу путь.
Аковцы пробуют организовать перекрестный обстрел невесть откуда взявшегося бронированного врага, но не могут выстоять под очередями ПКТ и двух десятков секунд.
Юсупов выжимает педаль газа до упора, и «маталыга» буквально взлетает к собору, тоже сильно пострадавшему от огня. Оставив справа вычурный Восточный корпус Пушечного двора, тягач выбирается, наконец, на проезд Шейнкмана, ведущий через всю территорию Кремля к Спасской башне, возле которой кипит бой.
Слева промелькивает темный абрис памятника зодчим Казанского Кремля, а впереди вырастает длинное двухэтажное здание Присутственных мест – по крайней мере, Ник запомнил, что экскурсовод называл этот больше напоминающий казарму дом именно так.
По броне снова стучат пули, но среагировать на них и ответить стрелкам Ник не успевает. Тягач катит прямо, и его фара-искатель высвечивает далеко впереди ту самую, похожую на ракету глыбу Спасской башни, и множество темных фигурок у ее подножия. Стены по соседству с башней тоже усыпаны аковцами.
– Ну, вот и началось веселье, рано думать про похмелье… – бормочет себе под нос Ник.
Повинуясь его воле, пулемет в башенке оживает и начинает лупить по бойцам майора Асланова, никак не ожидавшим удара с тыла. Тягач немилосердно кидает из стороны в сторону, от рева двигателя и грохота пулемета Ник, несмотря на шлемофон, практически глохнет и даже хлопок взрыва он не то что бы оставляет без внимания, а скорее, не слышит на общем фоне боя.
– Граната! – пробивается сквозь звуковой кавардак голос Юсупова. – Сбоку где-то…
– Не останавливайся! – кричит Ник. – Нам надо расчистить проход! Давай, Вилен, давай!
Спасская башня надвигается, закрыв собой половину звездного неба. Фары «маталыги» освещают разбегающихся в стороны аковцев и тут же гаснут, разбитые пулями. Теперь по тягачу ведется густой, плотный огонь. |