|
У первого заболевшего к этому времени на теле проступают какие-то пятна, набухают лимфоузлы в паху. Цапко приказывает вывесить над входом в Цирк черный флаг и вводит обязательное ношение масок. – Эпидемия в нашем случае – это конец всем, – говорит он. Ник по-простому, буднично известив Бабая и других членов Совета, что он вступает в должность начальника полиции, быстро отбирает тридцать человек из числа мужчин, участвовавших в штурме Кремля, разбивает их на пятерки и отправляет патрулировать центр города. Халу, которого, не обращая внимания на вчерашнюю обиду и возражения, он записывает в рядовые бойцы полиции одним из первых, Ник поручает контроль за порядком на территории госпиталя. Эн с Камилом остаются при начальстве в качестве курьеров. Ник с удовольствием сделал бы своим заместителем Юсупова, но у Вилена масса дел с тягачом. Вместе с двумя помощниками, выделанными Бабаем, он с рассвета возится с ходовой – что-то там у него травит масло, то ли редуктор, то ли коробка… Цапко, не смотря на протесты, отправляют отдыхать. – Едрит-архимандрит, если что-то с тобой случится, мы ж совсем загнемся, – говорит ему Бабай. – Спать – и никаких разговоров. Врач с импровизированной – из куска более-менее чистой ткани – повязкой на лице отходит в сторону и ложится прямо в кабинете, на стулья у стены. Все помогающие Цапко в госпитале женщины безропотно носят теперь маски, но Хал, вставший на пост в карантинный блок, пытается отказаться от этой меры предосторожности. Ник, не выбирая выражений, говорит: – Сдохнуть хочешь? Чтобы по-быстрому на тот свет, а нас тут бросить? Татарин недовольно сопит, матерится вполголоса, но маску на shy;девает. В столовой начинают раздавать завтрак: вареную рыбу, салат. Детям – кашу. Перед началом раздачи Монах благословляет пищу и читает короткую молитву. Ник замечает, что никто не противится этому, хотя видно, что люди голодны. После завтрака должен был начаться суд на аковцами. Пленных содержат в помещениях, предназначавшихся в прошлом для цирковых животных. Бабай просит Ника направить туда пятнадцать автоматчиков. – А на Волгу кто пойдет? – возмущается новоиспеченный судья Заварзин. – Он же всех людей у меня забрал! – Сегодня – никто, – отвечает Бабай. – Запасы у нас солидные, денек перетопчемся. Надо с этими вопрос решить. Хал, похожий в белой повязке на какого-то неправильного ниндзя, появляется у Бабая за спиной. – Там в госпитале доктора зовут, – говорит он. – Пацану одному совсем плохо, блин. Ник идет будить Цапко. Тот поднимается, трет глаза и шаркающей походкой удаляется по коридору в сторону карантинного блока. Буквально через минуту – Бабай с Ником и Заварзиным еще не успели обсудить регламент судопроизводства – возвращается, сдирает повязку, сует в карман. Цапко бледный, руки трясутся. – Я все понял! – тихо говорит он, пытаясь унять нервную дрожь. – У мальчика на ногах… там следы укусов от блох. Понимаете? – Нет, – качает головой Бабай. – При чем тут блохи? – Дети ловили сусликов на железнодорожной станции, мне родители рассказали. Они силки делали и возле нор ставили… – Цапко нервно шарит руками по карманам, вытаскивает грязную повязку и вытирает ею крупные капли пота со лба. Сосредоточившись, он переходит на шепот: – Шкурки сдирали. Блохи… Переносчики… Эпидемия… Черт, неужели вы не понимаете? – Переносчики чего? – вдруг громко кричит Бабай. – Да говори ты нормально! Ник чувствует страх – в памяти всплывают какие-то полузнакомые термины, вывеска возле дверей небольшого кирпичного здания с длинной трубой крематория и высоким забором. На вывеске написано: «Иркутский Государственный…» – Это чума! – выдыхает Цапко. |
