Вонь такая… Раненые стонут, кричат, один уже умер. Еще ночью был живой и здоровый, а сейчас вот вперед ногами его вынесли. Цапко сказал – обезболивающих у него нет, коагулянтов каких-то и кетгута, а без этого полостные ранения он лечить не сможет и даже аппендицит не удалит. Мне сразу плохо стало от таких слов. У меня-то аппендицит целый, ну, в смысле – здесь он, в животе, с ним проблем-то никогда не было. И я как представил, что вдруг – р-раз! – и заболел он, и операцию надо делать… Чё вот будет? Всё, тапки в угол. Как в старину.
В общем, Цапко долго говорил. Его первого слушали, потому что ему надо было к раненым идти. А еще перед этим Бабай гонцов отправил в другие общины, чтобы все те, кто медицинское образование имеет, к нам в Цирк шли – помогать раненых спасать. Только никто не пришел, блин.
Когда фельдшер закончил говорить, начался такой серьезный и вдумчивый базар – как жить дальше. Не, про раненых и медицину тоже все серьезно было, конечно, но там конкретная тема, а тут – вообще про всё.
Бабай сказал, что нам менты нужны, суд и все такое прочее – законы там всякие, тыры-пыры… А еще он сказал, что пленные будут после суда дороги расчищать и дрова заготавливать на зиму. И утеп shy;лять выбранные для зимовки дома. Это, сказал Бабай, первоочередная задача. При этом все остальное идет по старому – и рыбаки на Волгу ходят, как раньше, и рвы какие-то, чтобы одичавших коров в них загонять и по новой приручать, тоже надо продолжать копать, потому что коровы – это молоко и мясо.
Начали думать, кто судьями будет. Решили, что трех человек достаточно. Этими тремя стали Колян Заварзин, Анна Петровна и Фарид-ага. Он на Совет пришел, а Монах – нет. Его право, я считаю. Не нравится мне он, блин. Мутной какой-то. Я при нем даже дышать не могу нормально.
Потом Колян сказал, что суд должен работать быстро – проверили, есть ли за человеком преступления, свидетелей там опросили – и аля-улю: или на свободу, если мобилизованный и никого не убил, или на каторгу, или в расход. Фарид-ага заспорил, говорит – нельзя в расход, аллах против. Решили этот вопрос на потом отложить и перешли к полиции – кто будет командовать, кого в нее набирать. Бабай вдруг говорит – предлагаю начальником вот Проскурина. Это Ника, ага! Я чуть не заржал: Ник – главный мент! А Бабай дальше базарит: заместителем к Проскурину предлагаю Халилова. Тут уже мне не до смеху стало, блин. И тут такой Колян – нельзя, типа, Халилова, он невыдержанный и влиянию поддается.
Я, блин, сижу ни живой, ни мертвый. Вот такая подляна мне выпала ни с хера лысого. Обидно стало, даже в носу защипало. Я ж Коляна уважаю, он реально доказал, что мужик конкретный. Если бы там Очки, да даже Ник или Бабай такое сказали – и пофиг, а тут Колян…
Короче, встал я и ушел. Пошел гулять. Вокруг Цирка походил, потом до нашего танка дошел. Его пять человек охраняют – Бабай так велел. Ну, меня, понятное дело, пропустили. Залез я внутрь и спать лег. Пошли они все…
Глава вторая
– Ты пойми! – втолковывает Нику Бабай, то и дело потирая красные от бессонницы глаза. – Всё, детство кончилось. Жизнь пошла серьезная. Никакой помощи ниоткуда мы не получили, связи даже с Усадами, Бирюлями, Лаишево нет, я уж про дальние города и поселки не говорю. Нам выживать придется самим. А раз так, то всё, всё, пойми! Никто ничего за нас не сделает. Если хочешь знать, нам государство надо обустраивать. Что ты улыбаешься? Да, государство. Маленькое Казанское…
– Ханство, – подсказал Ник.
– Нет, ну почему ханство… – Бабай смущается, вздыхает и снова потирает слезящиеся глаза. – Демократия у нас, едрит-трахеит, настоящая, народная. Ханство – это вон Аслан хотел сделать. И мы права не имеем дать ему или кому-нибудь еще второй шанс. |