|
До них вроде бы рукой подать, но это только кажется – судя по карте, которую вручил им Филатов, до РКБ еще топать и топать. Шаги позади звучат все отчетливее. Кто-то идет за ним. Идет и молчит. Кто это? Юсупов, Хал, Эн, Цапко? Но они остались там, возле тягача, у золотистой стены, отгораживающий этот невозможный мир от мира нормального, если можно называть нормальным первый слой червоточины, слой, в котором всего лишь звучат звуки умершего города. Где-то капает вода. Солнечный свет меркнет. Снова мрак. Переход такой резкий, что Ник невольно разводит руки в стороны, чтобы не потерять равновесия и не упасть. Шаги все ближе. Нику становится страшно. Где он? Что происходит? Он резко оборачивается и видит, как полосу света пересекает чья-то размытая тень. Это тот, кто идет за ним. – Стой! Ты кто? – крик вязнет в темноте, слова звучат глухо, незнакомо, словно их произнес кто-то другой. Ноги вязнут, приходится вытягивать их и идти дальше. Нет, не идти – бежать! Быстро бежать прочь от этих шагов, от тьмы, от света, от невозможной жути. Бежать, как бегут от хищников звери, как бегут дезертиры на поле боя, спасая свои жизни. Где-то капает вода. Ник снимает с плеча автомат. Он знает – бежать нельзя. Неизвестно, что ждет его впереди. Один поспешный шаг, неверное движение – и всё, конец. Какая-нибудь яма без дна, вроде той, в которую провалился Бабай, каменные иглы, плазменные шары, живые деревья, мягкие стены, падающие бетонные плиты… Ник вспоминает, как погиб Бабай. Он шел первым, ощупывая дорогу филатовскими вилами. Шел и говорил что-то об усталости, о том, как ему все надоело. Еще успел сказать про дом, который хочет построить на берегу Волги, на холме. А потом резко залаял Камил, и Бабай исчез – только бурьян зашумел. Они бросились вперед и застыли на краю круглой дыры метра три в диаметре. На дне ее колыхался фиолетовый кисель. Из киселя торчал черенок вил. Хал ухватился за него, дернул, но что-то вырвало вилы из его рук и утянуло вниз. Они кричали, совали в яму ветки, потом Юсупов сбегал и подогнал тягач. Буксировочный трос ушел в кисель весь, целиком и повис, не достав до дна. Тогда Ник кинул туда камень. Звука удара никто не услышал. После этого он велел всем оставаться у машины и двинулся на разведку… Затвор автомата лязгает с таким звуком, как будто это челюсти фантастического робота-трансформера из старого фильма. Ник поворачивается, поднимает оружие. – Стой! Назовись! Буду стрелять! Шаги умолкают. Где-то капает вода. Ник начинает пятиться – ноги опять засасывает. Задрав ствол в воздух, он нажимает на спусковой крючок. Звук выстрела бьет по ушам, голова отзывается нестерпимой болью. Гильза с отчетливым чавканьем поглощается ожившей землей. – Следующий выстрел – на поражение! – чеканит Ник, морщась – в висках бьют кузнечные молоты. Тихо. Почти. Где-то капает вода. Ник поворачивается и прибавляет шаг. Вторую полосу света он проходит с закрытыми глазами – и снова слышит позади шар shy;канье. Идет. Этот неизвестный все так же идет за ним. Он не испугался выстрела и грозных окриков, он не свернул, не отстал. Он преследует Ника. Гонится за ним. Надо стрелять. За прожитое в этом новом мире время Ник хорошо понял, буквально печенкой уяснил простое правило, закон неизбежности: стреляющий первым остается живым. Но Эн, остальные? Вдруг это все же они, вдруг проклятая червоточина играет с ним, как с котенком, подставляя друзей? Сейчас он выстрелит – и всё… – Сволочь! – Ник чувствует, что сейчас заплачет, заревет, как в детстве – от обиды, от безысходности, от неумения принять правильное решение. Сжав автомат двум руками, он бежит туда, где капает вода – наобум, наугад, уже не думая об опасности. |
