|
Бедовый мужик, тертый, да. Похоже, у них там, в артели, подполье какое-то создается. И главный врач наш, Цапко, тоже вроде как с ними. – А что Аслан, не знает? – Нет, – качает головой Бабай. – Но узнает, конечно. Боюсь, тогда одними порками не отделаемся. – Порками? – не понимает Ник. – У нас теперь по новым законам в тюрьму не сажают и не штрафуют. У нас теперь порют. Ну, секут. Детей и женщин ивовыми прутьями, мужиков – стальной проволокой. Не поклонился аковцу – пять ударов. Не выполнил дневную норму – пятнадцать. Отказался от работы – двадцать пять в первый раз, потом вплоть до сотни. И так далее… Вновь вытерев лысину, Бабай тихо добавляет: – Сотню никто не выдержал еще… Видимо, внутренняя борьба в душе новоявленного городского головы вновь входит в острую фазу. Ник понимает, что надо ковать железо, пока оно горячо и решительно трогает Бабая за плечо. – Вы можете вывести Юсупова из Цирка и направить к нам? В воспаленных, покрытых сеточкой полопавшихся сосудиков глазах Бабая мелькает на мгновение злость, но тут же уступает место обреченной усталости. – Завтра. Завтра его вместе с другими отправят рыть рвы, в которые будут загонять коров. Это за Победилово, в Отарах, возле старых очистных. Там у нас… Великая Стройка, мать ее… С полдороги я его отцеплю от бригады и отправлю, вроде как с посланием. Но раньше обеда не ждите, понятно? – Второй вопрос: где можно будет найти рыбаков? – Где-где… на реке. Откуда я знаю, в каких местах они ловят? – неожиданно психует Бабай. Похоже, упоминание Ником рыбаков вконец расстраивает его. – Выходят затемно, работают в две смены. Вместе с нашими, из Цирка, на промысел ходят бригады из других общин. Пойманную рыбу обрабатывают – чистят, солят, коптят, вялят – на старом стадионе. Это недалеко от Цирка, но там всегда аковцы дежурят, туда вообще не суйтесь. – А на реку с рыбаками они ходят? Ну, вроде как охрана там или конвой? – продолжает задавать вопросы Ник. – Нет, а зачем? – усмехается Бабай. – Народ в рыбацкие бригады подбирается так, чтобы в общинах у всех жены, дети, близкие родственники были. Они навроде заложников, понял? Если кто сбежит, за него родню накажут – каждый день пороть будут до полусмерти. Хал матерится. Эн тоже цедит что-то очень нелицеприятное в адрес бывшего майора Асланова. – И последний вопрос, – говорит Ник. – Вы сами – за нас? Тут много слов было сказано про власть, про стабильность… – Про стабильность – это ты говорил, парень. – Бабай поднимается. – А последний твой вопрос – глупый, ты уж извини за прямоту. Если б я был против вас, едрит-трахеит, вы бы уже перед ясными очами Аслана стояли, голые, связанные и на коленях. Всё, пора мне. Ждите завтра вашего очкарика, а после уходите отсюда. Аслан большую зачистку замышлял, чтобы центр города полностью контролировать. Когда начнут, не знаю, но могут в любой день. Всё, счастливо вам! Он спускается с чердака, но его тяжелые шаги еще долго звучат внизу. – Я чё-то не понял, – говорит Хал, в упор глядя на Ника. – Завтра Очки придет, а потом чё делать, блин? – Действительно, – поддерживает его Эн. – Если там такая организация, столько народу – как мы будем с ними бороться? Они нас просто числом задавят. Окружат где-нибудь – и эксо-эксо, Кэнди! Ник по очереди оглядев друзей, переводит взгляд на беспечно дрыхнувшего у чердачного окна Камила и тихим голосом произ shy;носит: – План у нас будет такой… ХалЯ вроде никогда перед махачем не очковал. А сейчас прямо чувствую, блин, как внутри все жмет. Ник, конечно, классно все придумал, но это же война будет, настоящая, как в кино. |
