«До встречи, товарищ подполковник», - мысленно прощаюсь я с Павлом Филипповичем, передавая объект наблюдения по эстафете.
Вот и клуб. Сержант на посту у лестницы поднимается при виде офицера и заученно отдает честь. Козыряю в ответ и протягиваю ему свое удостоверение. Боец внимательно изучает фотографию. Что ж, разница между ней и оригиналом не существенна. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и прохожу в буфет. Самое подходящее место для того, чтобы дождаться результатов операции.
Беру обед. Расплачиваюсь. Обвожу зал взглядом в поиске свободного места. Вон, у стены, подходящий столик. Два офицера в полевых камуфляжах, медленно и размерено поглощают макароны с бифштексами: едят, прям-таки смакуют. Лица худые, осунувшиеся. Скорее всего, «чеченцы». Впрочем, в империи, ведущей практически непрерывные войны во всех своих колониях, по внешнему виду тяжело установить, из какой именно горячей точки прибыл офицер. Подхожу к столику.
- Разрешите?
Привычный прямой взгляд в глаза. Потом вскользь вниз, слегка задержавшись на орденских планках. Свой!
- Присаживайся, - милостиво разрешает один из них. По годам, вроде бы мой сверстник, но уже полковник. Впрочем, в нашей конторе особо чинов не нахватаешься.
- Откуда? - спрашивает он, указывая на планки Ордена Красной Звезды и двух Отваг.
- В последние пару лет из Чернухи, - на местном военном диалекте Чернухой именуется полигон в Балашихе.
- Понятно, - кивает полковник. Расспросы окончены. Если не желает офицер рассказывать о своей службе, значит у него есть на то веские основания.
- А мы из Грозного. Разбираться приехали.
- Точнее, нас разбирать будут, - вставляет другой с погонами майора. - Мудачье.
Тезис понятный. Офицеры замолчали, сосредоточенно втыкая вилки в макароны. Судя по выражениям их лиц, на месте политых соусом трубочек им представлялось совсем иное. Пауза начинала затягиваться.
- О чем речь? - чтобы вернуться к разговору, спросил я.
- О глубокой заднице… - хмуро ответил полковник.
- Не кипятись, Артем, - попытался успокоить его однополчанин, - мужик-то тут ни при чем.
- Прости, приятель. - Он опустил свою ладонь на мою. - Не хотел тебя обидеть. Душу рвет! - Добавил «чеченец», немного помолчав.
- Понимаешь, в чем дело. Нас вызвали в Москву на какую-то, мать их за ногу, следственную комиcсию.
- По какому вопросу? - Интерес мой был чисто автоматический. За последние несколько лет мне, так или иначе, довелось наблюдать работу доброго десятка таких комиссий.
- По самому что ни на есть гнилому. В начале декабря девяносто четвертого года я принял сводную танковую бригаду, которой предстояло принять участие в поддержке операций чеченской оппозиции. Впрочем, бригадой это можно было назвать весьма условно. Свалка металлолома и банда новобранцев. Прикинь сам, по два офицера на роту. Первую неделю наша лавка старьевщика исправно снабжала железом Лобазанова и ему подобных. Причем по документам выходило, что все эти танки, БТРы, Шилки и Тунгуски [11] продолжали числиться в бригаде. Потом под новый год нам было приказано выдвинутся к Грозному.
- Новогодний штурм? - проявил я свою осведомленность.
- Штурм! - криво усмехнулся полковник. - У меня толковый сержант был, за неимением офицеров взводом командовал, так вот, он все меня донимал, что нельзя город танковыми колоннами атаковать, будто я сам этого не знаю!
Подумать так плохо о боевом офицере-танкисте я не мог. |