|
-- Том взял расчет. На лице жены отразились тревога и недоумение. -- Сегодня, вечером ушел. Нанялся к Карузерам. Они будут ему платить больше, мне это не по карману. -- Говорила я тебе, уйдет он,-- воскликнула жена.-- Ты мало ему платил, он больше стоит. -- Потише у меня,-- взъелся Хиггинботем.-- Тыщу раз тебе говорил, не суйся в мои дела. Дождешься у меня. -- Мне все равно,-- она шмыгнула носом.--Том был хороший парнишка. Супруг свирепо поглядел на нее. Совсем от рук отбилась. -- Не был бы твой братец бездельником, я взял бы его возчиком,-- проворчал он. -- За стол и жилье он плати, -- возразила она.-- И он мне брат, и ничего тебе пока что не задолжал, какое у тебя право бесперечь к нему цепляться. Я ведь тоже не бесчувственная, хоть и прожила с тобой семь лет. -- А сказала ему, пускай бросает читать за полночь, не то будешь брать с него за газ? -- спросил Хиггинботем. Жена не ответила. Бунтарский дух ее сник, задавленный в глубине усталой плоти. Муж торжествовал. Победа осталась за ним. Глаза блеснули, с наслаждением он слушал, как она хлюпает носом. Он упивался, унижая ее, унизить ее теперь куда легче, чем бывало в первые годы супружества, пока орава детворы и вечные мужнины придирки не измотали ее вконец. -- Ну, скажешь завтра, только и делов,-- продолжал Хиггинботем.-- И вот что, пока не забыл, пошли-ка завтра за Мэриан, пускай посидит с детишками. Тома-то нет, придется самому стать за возчика, а ты, имей в виду, будешь заместо меня в лавке. -- Так ведь завтра у меня стирка,-- слабо возразила жена. -- Тогда встань пораньше и сперва постирай. Я до десяти не выеду. Он злобно зашуршал газетой и опять принялся читать. Глава 4 Мартин Иден у которого от стычки с зятем все кипело внутри, ощупью пробрался по темному коридору и вошел к себе в крохотную каморку для прислуги, где только и умещались кровать, умывальник да стул. Мистер Хиггинботем из скаредности прислугу не держал -- жена и сама справится. К тому же комната прислуги позволяла пускать не одного, а двух квартирантов. Мартин положил Суинберна и Браунинга на стул, снял пиджак и сел на кровать. Пружины одышливо заскрипели под ним, но он не обратил на это внимания. Начал было снимать башмаки, но вдруг уперся взглядом в стену напротив, где на белой штукатурке проступали длинные грязно-бурые пятна -- следы протекшего сквозь крышу дождя, и увидел: на этом нечистом фоне то плывут, то вспыхивают видения. Он забыл про башмаки, и смотрел долго-долго, потом губы его дрогнули и он шепнул: "Руфь!" "Руфь!" Он и помыслить не мог, что обыкновенный звук может быть так прекрасен. Имя это ласкало слух, и Мартин упоенно повторял его: "Руфь!" То был талисман, волшебное слово, заклинанье. |
