|
Толпа, крики, два сцепившихся в схватке тела, его и мексиканца, перекатываются опять и опять, взрывают песок, а откуда-то издали томный звон гитары. Все это встало перед глазами, и трепет воспоминания охватил его -- интересно, как бы все это получилось у того парня, который нарисовал шхуну там на стене. Белый берег, звезды, огни грузовых пароходов -- вот бы здорово, а в середке, на песке, темная гурьба зевак вокруг дерущихся. И чтоб нож как следует виден, блестит в свете звезд. Но всего этого было не угадать по его скупым словам. -- Мексиканец чуть не откусил мне нос, -- только и сказал он в заключение. -- О-о! -- выдохнула Руфь чуть слышно будто издалека, и на ее чутком личике выразился ужас. Тут и его опалило жаром, сквозь загар на щеках слегка проступила краска смущения, ему же показалось, будто щеки жжет, как перед открытой топкой в кочегарке. Видать, не положено говорить с порядочной девушкой об эдаких подлостях, о поножовщине. В книгах люди вроде нее про такое не говорят, а может, ничего такого и не знают. Оба молчали, разговор, едва начавшись, чуть не оборвался. Потом она сделала еще одну попытку, спросила про шрам на щеке. И еще не договорила, а он уже сообразил, что она старается говорить на понятном ему языке, и положил, наоборот, разговаривать на языке, понятном ей. -- Случай такой взошел, -- сказал он, потрогав щеку. -- Ночью дело было, вдруг заштормило, сорвало гик, потом тали, гик проволочный, хлещет по чему попало, извивается будто змея. Вся вахта старается изловить, я кинулся, ну и схлопотал. -- О-о! -- произнесла она на сей раз так, будто все поняла, хотя на самом деле это была для нее китайская грамота, и она представления не имела ни что такое "гик", ни что такое "схлопотал". -- Этот парень, Свинберн, -- начал он, желая переменить разговор, как задумал, но коверкая имя. -- Кто? -- Свинберн, -- повторил он с той же ошибкой.-- Поэт. -- Суинберн, -- поправила Руфь. -- Вот-вот, он самый, -- пробормотал Мартин, вновь залившись краской. -- Он давно умер? -- Да разве он умер? Я не слыхала, -- Она посмотрела на него с любопытством. -- Где ж вы с ним познакомились? -- В глаза его не видал, -- был ответ. -- Прочитал вот его стихи из той книжки на столе, перед тем как вам войти. А вам его стихи нравятся? И она подхватила эту тему, заговорила быстро, непринужденно. Ему полегчало, он сел поудобнее, только сжал ручки кресла, словно оно могло взбрыкнуть и сбросить его на пол. Он сумел направить разговор на то, что ей близко, и она говорила и говорила, а он слушал, старался уловить ход ее мысли и дивился, сколько всякой премудрости уместилось в этой хорошенькой головке, и упивался нежной прелестью ее лица. |
