|
И увидела в его лице живой интерес к нелегкой юности мистера Батлера, однако при этом он хмурился тоже. -- Да, нелегко пришлось парню,-- заметил он.-- Четыре доллара в неделю. Попробуй-ка проживи. Бьюсь об заклад, никаких разносолов не видывал. Я вон отдаю за жилье и за стол пять долларов в неделю, и ем только что досыта, верно вам говорю. Видать, собачья была у него жизнь. Xapч... -- Он сам готовил себе еду,-- перебила Руфь,-- на керосинке. -- Харч у него, видать, был хуже матросского на самых распоследних судах, а уж это хуже некуда, там, бывает, матроса голодом морят. -- Но подумайте, какого положения он добился! -- с восторгом воскликнула Руфь.-- Подумайте, что он может себе позволить на свои теперешние доходы! Теперь он может стократ возместить лишения той ранней поры. Мартин пристально на нее посмотрел. -- А вот бьюсь об заклад,-- сказал он,-- невесело ему нынче, хоть он и при больших деньгах. Смолоду голодом сидел, кишки свои не жалел, теперь, видать, ему от них лихо. Под его испытующим взглядом Руфь опустила глаза. -- Бьюсь об заклад, теперь он желудком хворает! -- вызывающе бросил Мартин. -- Да, правда,-- призналась она,-- но... -- Бьюсь об заклад,-- не дослушал Мартин,-- серьезный он всегда, угрюмый, вроде старого филина, и нет веселья ему, при всех его тыщах, И когда кто другой радуется, ему не больно весело смотреть. Верно я говорю? Она кивнула и поспешила объяснить: -- Но просто он человек другого склада. Серьезный, рассудительный. Он всегда такой был. -- А как же,-- подхватил Мартин.-- Три доллара в неделю, четыре доллара в неделю, молодой парень сам куховарит на керосинке и гроши откладывает, день-деньской работает, вечерами учится -- одна только работа, и ни тебе поухаживать, ни тебе повеселиться, даже и не знает, как это люди веселятся... Нет уж, слишком поздно он заполучил свои тридцать тыщ. Чуткое воображение мигом высветило перед внутренним взором Мартина тысячи подробностей существования того парнишки, его душу, стиснутую единственным стремлением, что и привело его к тридцати тысячам годового дохода. С обычной для свободного полета его мысли стремительностью и полнотой ему ясно представилась вся жизнь Чарльза Батлера. -- Знаете,-- прибавил он,-- жалко мне мистера Батлера. Молодой он был, не соображал, а ведь обокрал себя, из-за этих тридцати тыщ в год вовсе жизни не видал. Теперь и за тридцать тыщ, экие деньжищи, не купить ему никакой радости, а ведь мальчишкой мог нарадоваться за десять центов -- не откладывал бы их, а взял леденцов или там орехов, а то билетик на галерку. |
