Герцога всегда забавляло философствование Хедли.

— И ты считаешь, что мисс Катерина благородного происхождения? — спросил он.

Из осторожности герцог не упоминал фамилию девушки, потому Хедли и стюарды знали ее просто как «мисс Катерину».

Герцог сразу решил, что опасно сообщать кому-нибудь ее настоящее имя.

— Мисс Катерина — леди, милорд, — ответил Хедли, — несомненно по рождению и очевидно по тому, как она говорит. Я никогда бы не ошибся насчет этого.

— Нет, конечно, нет, — согласился герцог. — Я всегда доверял твоему чутью, Хедли. И ни разу не припомню, чтобы ты дал маху.

— Я высоко ценю вашу похвалу, милорд, — с достоинством сказал камердинер.

Герцог знал: в том, что касается Катерины, Хедли прав. Она имела очаровательную манеру просить, а не приказывать, и, разговаривая с командой, не была ни снисходительной, ни излишне фамильярной.

Именно этого Одетта так и не сумела достичь, чем раздражала герцога всякий раз, когда он слышал ее разговор со слугами.

Закончив одеваться, герцог понял, что собрался удивительно рано. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что он спешит, потому что хочет поболтать с Катериной.

«Похоже, я начинаю убеждаться, что от пребывания в море человек чувствует себя довольно одиноким», — объяснил себе герцог, но знал, что это не совсем так.

Проснувшись на следующее утро, они обнаружили, что в южных пределах Адриатики бушует шторм. Море вокруг стало бурным, а небо — пасмурным.

К концу дня погода совсем испортилась.

На парусах взяли рифы, но все равно корабль жутко бросало ветром, и герцог казался обеспокоенным, когда пришел в салон ужинать.

Этим вечером на столе не было канделябров, а вместо бокалов стояли стаканы в специальных подставках, не позволяющих им упасть со стола.

— Я ожидал, что буду ужинать в одиночестве!

— Я очень хороший моряк, милорд.

— Тогда вы разительно отличаетесь от большинства представительниц вашего пола, — заметил герцог.

— Я скорее наслаждаюсь штормом, — призналась Катерина. — в нем есть что-то дикое и будоражащее. Чувствуешь, словно должна слиться со стихиями в борьбе за свободу — не только свободу тела, но и свободу души.

— Что вы имеете в виду? — спросил герцог.

К этому времени он уже привык к загадочным высказываниям девушки. Ему нравилось видеть серьезное выражение в ее голубых глазах и морщинку на белом лбу, когда она старалась отыскать нужные слова для выражения своих чувств.

После ужина они еще долго беседовали, а когда наконец пошли в свои каюты, их швыряло качкой от стенки к стенке.

— Надеюсь, завтра станет тише, — сказал герцог.

— Кажется, ветер вот-вот лопнет от натуги, — ответила Катерина. — Как жаль, что еще кое-кто из наших напыщенных друзей не может сделать то же самое!

Герцог еще смеялся, когда закрылась дверь ее каюты.

«У нее есть чувство юмора, — подумал он, — а как мало женщин могут похвастаться этим!»

На следующее утро чаяния герцога начали сбываться.

По-прежнему дул штормовой ветер, но море понемногу утихало, и капитан уже не так тревожился, как накануне.

— Нас здорово снесло с курса, милорд, — сказал он герцогу, — Я ничего не мог поделать с этим, кроме как стараться удержать корабль. Счастье еще, что он такой крепкий. Готов держать пари, что не одно судно пошло ко дну за последние сутки.

— Где мы? — спросил герцог. Капитан развернул карту, и герцог увидел, что их снесло от Адриатики далеко на юг через Ионическое море.