Кинжал выхватил из-под кожуха и вонзил в черноту зияющего рта, да и провернул еще клинок так, что хрустнули кости черепа и отвалился череп от шейных позвонков, на плиты пола упал и раскололся на куски. Вслед за черепом обрушился и скелет, с треском разлетелись кости в разные стороны.

«Ой, чур меня, чур! — уже бежал вперед Бадяга, моливший всех богов, чтобы избавили его от встречи еще с каким-нибудь „родичем“. — Ох, виноват, ох, слабину дал сердечную! Вот нечисть и ловит малодушного!»

Бежал так быстро, что под ноги не глядел, а надо было — споткнулся о ступени лестницы, круто вверх ведущей, и с облегчением вздохнул, поняв, что спасся. Факел, разбрасывая искры, догорал, но в нем уже не было нужды. Затоптал Бадяга его ногой, сел на ступеньку, отдышался. Стал размышлять.

«Конечно, — думал, — лучше было бы забыть все страхи, все, что наговорила мне нечисть, но ведь и впрямь может так случиться, что подниму я крышку — и сразу рубанут мечом. Как быть? Нет, не этого бояться надо. Крышку-то я лишь приподниму да осмотрюсь сквозь щелку. Другое нужно сделать…»

И положил Бадяга на ступеньку свой кинжал, с которым, думал, наживет хлопот он больше, чем получит пользы. Против кого бы стал он сражаться с таким оружием шутейным? Против борейцев, вооруженных мечами и копьями, одетых в брони? Положил и, прошептав короткую молитву, в которой просил у Перуна защиты, стал подниматься, не забыв на лестнице оставить и второй, запасной факел, нужный для обратного пути.

И вот уперся он головой в какие-то доски. Стал Бадяга, голову наклонив, загривком своим бычьим и плечами давить на крышку. Даже не ожидал, что она так легко поддастся, испугался — не слишком ли резко открывает? Поддержал руками, заглянул в щель, которая между полом и крышкой образовалась. Так и есть, он очутился под полом конюшни. Сразу почувствовал запах конского навоза, сена, лошадиный храп услышал, но людских голосов не было слышно, чему обрадовался несказанно.

Осторожно приподнял он крышку повыше, не забывая о предупреждении ложных сродственничков своих, которых под землею повстречал. Выбрался наконец и, как Владигор говорил, оказался в стойле, где конь лежал. Видно, сильно удивился конь каурой масти, прядал ушами, ноздрями тревожно шевелил, но Бадяга, сызмальства привыкший к лошадям, тихим словом каурого успокоил. Стряхнул с себя былинки и соломинки и смело к выходу пошел.

Дверь незапертой оказалась, и вот Бадяга уверенной походкой чистого в помыслах человека пошел между хозяйственных построек обширного дворцового подворья в сторону главного здания, где, как он полагал, и должны были находиться главные силы борейцев.

Расположение построек на подворье Бадяга знал хорошо — сколько раз ходил здесь, следил за стражей, расставлял посты. А поэтому шел он и головою в разные стороны, точно пентюх, неизвестно откуда и зачем сюда зашедший, не крутил. Подходя к главному крыльцу, издалека еще услышал звон стали. Сразу определил: мечи звенят. Услышал и брань, какую в бою порой услышать можно, когда противники один другого устрашить хотят, а себя взбодрить. Вышел из-за угла и видит: на большой площадке перед крыльцом сотни полторы борейцев (их узнал по доспехам) упражняются в воинском искусстве. Кто дрался на мечах, кто чучело колол копьем, кто дротики метал, кто с булавами «баловался», с боевыми топорами, кто ножи кидал в цель.

Но не эти воинские забавы поразили Бадягу. В стороне от мечников и копейщиков упражнялись в стрельбе лучники, и у каждого в руках был самострел. Немало видел Бадяга образцов этого оружия в мастерской у Владигора, и вот теперь все они имелись у борейцев.

«Экое наследство Владигор врагам оставил!» — сокрушенно подумал Бадяга, глядя, как ловко обращаются с самострелами враги Ладора.

Стрелков, правда, немного было — всего-то десятка с полтора, но, посмотрев на стены, что опоясывали княжеский дворец, увидел Бадяга, что по помостам деревянным, с внутренней стороны стен каменных, разгуливают борейцы, и у каждого тоже самострел имеется.