Но расшатали-таки ее. Заскрипела, будто не желая расставаться со своим покойным ложем, а уж сильные мужские руки, подхватив ее с одной стороны, подняли, и открылся ход куда-то в глубь земли.
Встав на корточки, заглянул туда Бадяга — черно, как в печке, но видны ступеньки каменные.
— Эхма! — сказал он, шлем рукой придерживая. — Куда ж ведет сия нора?
— А в Ладор ведет, — ответил Владигор. — Еще прадедом моим была прорыта от самого дворцового подворья на случай, если обороняться от врага сил не хватит. Потому и говорил я тебе, Бадяга, что воротами городскими мы не воспользуемся.
— Выходит, я туда полезу, в эту дыру? — спросил дружинник, с опаской поглядывая на провал в земле.
— Выходит, что так. В том-то служба твоя и заключаться будет.
Владигор снял со спины мешок, достал оттуда серый кафтан крестьянский, старый овечий кожушок и шапку-колпак, суконную, дырявую. Бадяге протянул одежду:
— В такой одеже во дворец порой приходят те, кто на поварню хочет отдать припасы. Ход этот приведет тебя в конюшню. Конец пути узнаешь по ступенькам, что вверх поведут. Крышку деревянную тебе поднять придется — поднатужься, да не бойся, если прямо в стойле окажешься. Из конюшни выйдешь с этим мешком, в котором три глухаря лежат, — подстрелил, дескать, дорогой, — по всему подворью прогуляйся, а потом иди во дворец, только не по княжеским покоям, а коридорчиками, где обычно ходит челядь. Позаглядывай туда-сюда, повыведывай, узнай, что за силы у борейцев, остались ли прежние стражники или их всех уж на борейцев заменили. Если остановит кто-нибудь, птиц покажи, скажи, что на поварню идешь к повару Худиславу. Ну, понял все?
Бадяга вздохнул, почесал затылок:
— Да вроде все. Только…
— Ну, что еще?
— Только дозволь ты мне хоть кинжальчик взять с собой, вот этот, махонький.
И Бадяга показал на прицепленный к поясу кинжал с клинком довольно внушительной длины. Владигор взглянул, подумал и кивнул:
— Бери. Только подальше его в штаны запрячь. Ну, переодевайся!
Бадяга, кряхтя и пыхтя, при помощи Велигора снял с себя кожаный, с нашитыми стальными бляхами доспех, где части, прикрывавшие спину и грудь, ремешками были сцеплены. Владигор покуда на сосне несколько зарубок сделал, из которых скоро потекла живица, топором срубил две толстые ветки, от сучков очистил их. Все из того же мешка достал пук льна, намотал его на палки и густо пропитал живицей. Бадяга меж тем переоделся и выглядел теперь как обычный крестьянин. Глядя на его огромный живот, невозможно было усомниться в том, что на княжеской кухне он бывает часто и у главного повара в чести.
Владигор осмотрел Бадягу со всех сторон — все как будто было в порядке, и ничей, даже самый пристальный, взгляд не признал бы в этом мужике старшего дружинника, бесстрашного когда-то рубаку.
— Ну, пусть боги тебе дорогу счастливой сделают, — сказал князь синегорский. — Помни, от твоей разведки многое зависит: сумеем ли сами взять Ладор или нужно к братским княжествам на поклон идти. Вот факелы, зажги пока один, а на пути обратном другой зажжешь.
Бадяга из мешочка, что на поясе висел, кремень достал, кресало, трут. От ветерка закрываясь, ловко высек искру, раздул огонь, скоро и факел запылал. С мешком за спиной полез Бадяга в жерло подземного хода, осторожно ставя ноги на оледенелые ступеньки. Вот уж он оказался в самом низу и пошел вперед по коридору с полукруглым сводом в два роста человеческих высотой, обложенному кирпичом. На века, как видно, выкладывался этот свод, с надеждой, с уверенностью даже, что не обрушится от просочившейся воды. И даже вымощен был камнем, поэтому шел Бадяга быстро.
Факел потрескивал, заливая пространство вокруг медовым светом. |