Бадяга слушал Владигора и тосковал. Прощай, покой, безделье, нега! Им на смену снова приходили невзгоды, опасности. Но в то же время проснулись в нем прежние его задиристость и отвага, и подавить эти свойства противоречивой своей натуры Бадяга не мог, даже если бы захотел.

— Ну а от меня-то чего ты хочешь? — роясь в длинной бороде, спросил дружинник. — Воинов моих с собой позвать? Бери! Да только они такие же… как я. Хоть бы им маленько учения ради мечами помахать, из луков пострелять, копьями чучела поколоть. Вот тогда и будут у тебя три десятка дружинников отменных.

— Ладно, даю три дня на подготовку. Ты же, Бадяга, себя не беспокой и не тревожь.

— Это почему же? — фыркнул Бадяга, удивляясь. — Проку от меня уж не чаешь получить?

— Нет, чаю. Только прок от тебя иной я ожидаю. Хочу тебя в Ладор отправить первым, в разведку, в самое осиное гнездо, во дворец ладорский.

Велигор, молча слушавший разговор князя с дружинником, не скрывал презрения к тому, кто заменил его в городище. С сомнением в голосе он сказал:

— Эх, брат, непутное дело ты затеял. Какой из этого бочонка пивного разведчик выйдет?!

Но Владигор руку на плечо Велигора положил, с улыбкою сказал:

— Не спеши, брат, судить, покуда замысел мой не узнал. Нужен мне такой тайный посланник, который бы на воина и не был похож совсем. Оденем его челядником дворцовым, и никто из борейцев не усомнится в том, что это какой-нибудь, скажем, разжиревший на ворованных харчах повар — все ведь, знаю, у меня воруют, — а не переодетый лазутчик. Покуда не разведаем, как и кем охраняется дворец, нет нам туда ходу. Любава говорила, что борейцев во дворце не меньше тыщи. Вот Бадяга пусть и проверит это да на ус свой долгий намотает.

Дружинник, обрадованный тем, что сумеет перед Владигором свою вину загладить, поспешил с вопросом:

— А как же я в Ладор проникну, тем более во дворец? Кто ж пустит меня туда? Надо думать, борейцы стражникам строгий приказ отдали никого в Ладор не пропускать.

Владигор усмехнулся и негромко ответил:

— Не тревожься. И спрашивать ни у кого не станем дозволения в Ладор пройти.

Дружинники Бадяги должны были за три дня обрести прежнюю силу. Разминаясь упражнениями с мечом, луком или копьем, становились они с каждым часом все сильнее, ловчее, одним словом — теми, кем были раньше, и удивлялись, как это сумели женщины сделать из них разжиревших, неповоротливых увальней, ежедневно напивающихся до полусмерти.

«Это все бабы! — думали они. — Вот и Владигор тоже ведь пострадал из-за любви к Кудруне. Нет, дело мужчины — война, бой, кровь, звон мечей, а теплый дом близ печи и мягкой телом, услужливой жены — наша смерть! Так уж лучше погибнуть в сражении!» Дружинники уже не помнили, сколь сладко жилось им, когда всецело вверили они себя заботам женщин, умеющих бить зверя, бортничать, валить лес и в случае опасности защитить городище.

Коней тоже успели подкормить, почистить перед дальним переходом, и, когда через три дня Владигор на площади городища устроил своим силам смотр, перед ним на разномастных, но готовых к походу лошадях сидело пять десятков хорошо вооруженных воинов в доспехах, в шлемах, с мечами, копьями, у иных и по нескольку дротиков имелось, и уж у каждого был лук с запасными тетивами и пятьюдесятью стрелами в колчанах.