Каждого осмотрел Владигор, даже в сумы приседельные заглянул. Кой-кому сказал, чтобы потеплее взял с собой одежду, — от кольчуг в мороз телу зябко, а без кольчуг нельзя, всякое в дороге случиться может. Даже на Бадягу, подобравшего-таки себе доспех под стать дородности своей, посмотрел князь с одобрительной улыбкой, а потом громко, чтобы все слышали, сказал:

— Идем возвращать Ладор, все Синегорье — земли князей, отчичей и дедичей моих. Возьмем — всех награжу щедрою своей рукой. Нет — вместе поляжем, я и вы, на поле брани. Ехать будем спешно. Замерзшие болота дают нам возможность добраться самым коротким путем к Ладору. Ну да и пусть Сварог с Перуном нас в деле правом сопровождают!

Дружинники, разгоряченные речью, выхватили мечи из ножен и, ударяя клинками по щитам, прокричали длинно и страшно:

— И-и-и-хох! И-и-и-хох!

И через минуту уж были вложены мечи обратно в ножны. Владигор рукою показал в сторону прохода между валами и первым направил туда коня. Любава, Велигор и Путислава ехали вслед за ним, но когда дружинники Бадяги тронулись с места, разобравшись по двое, жены их, многие из которых были уже с животами, распустив нарочно волосы и царапая лица ногтями, завыли, запричитали, понимая, что больше никогда не увидят своих мужей. Они хватались руками за поводья, за ноги всадников, целовали им сапоги, молили не уезжать. Иные, потрясая кулаками, проклинали Владигора, виновника разлуки с любимыми. Будто не замечая их стенаний, подобные каменным изваяниям, сидели в седлах воины, а кое-кто из них, не сдержавшись, даже пинал женщин ногами, и те падали на истоптанный копытами, смешанный с конским навозом снег, не понимая, что плохого сделали они тем, кого любили, холили, лелеяли, точно малых детей. Лишь немногие из них смирно стояли в стороне, глядя на уезжающих с печалью. Они понимали, что не вернуть им их любимых, потому что чувство долга и стремление отдать себя до остатка делу брани, делу общего спокойствия и мира для мужчины превыше всего.

Подъезжали к Ладору не по главной дороге, что вела из Бореи в Синегорье, а лесами, чтобы никто из случайных попутчиков не принес в столицу весть о приближении отряда вооруженных всадников с родовым знаком князей Ладора. Остановились в сосновой, тихой по зимнему времени роще. Здесь из-за стволов деревьев были видны кровли княжеского дворца. Владигор приказал всем спешиться.

Но не одно лишь желание подойти к Ладору незамеченными побудило Владигора до времени спрятаться в лесу. Пока дружинники утаптывали снег на полянке, расседлывали и укрывали лошадей рогожами, доставали припасенный в дороге корм для них, сено и овес, он с мешком за спиной подозвал к себе Бадягу и Велигора и велел взять им топоры. Утопая в снегу чуть ли не по пояс, двинулись они, ведомые князем Синегорья.

Шли недолго. По пути Владигор приглядывался к деревьям, что-то искал. Наконец вышли на поляну, где стояла одинокая сосна с толстенным стволом, облаченным в панцирь изжелта-красной грубой коры. Вначале ногами, а потом мечом стал расчищать Владигор место рядом с деревом, пока не показался слой земли с еще не успевшей пожелтеть и пожухнуть травой. Острием меча тыкал в землю то тут, то там. Наконец о что-то твердое ударился клинок, и Владигор радостно воскликнул:

— Здесь! Нашел! Сдирайте дерн!

Бадяга и Велигор, послушные воле князя, принялись кинжалом и мечом рыхлить, взрезывать промерзшую землю, и на глубине в две ладони скоро открылась их взорам каменная плита. Владигор поторапливал:

— Поспешайте! Края плиты очистить надо!

Поработали еще немного. Вот уж и края квадратной плиты видны.

— Что ж дальше делать? — Велигор спросил.

— Плиту эту надобно поднять. За топоры беритесь, — последовал приказ Владигора, и острые лезвия боевых топоров с обеих сторон врезались в промежуток между камнем и землей, в которую плита, видно давно уж не тревожимая людьми, вросла крепко.