Пришел мой черед биться головой о столешницу.

На мое счастье, сегодня активисты литобъединения не зачитывали свои произведения. Нынешняя встреча имела характер рабочей: коллеги рассказывали друг другу о тонкостях своего творческого процесса и делились полезными лайфхаками.

Одна дама-поэтесса, пишущая баллады и элегии, рассказала, как она ищет неизбитые рифмы.

– Беру то слово, к которому нужно подобрать идеальную пару, и вместо первой его буквы подставляю другие – по алфавиту, – сообщила она.

Народ потребовал уточнения.

– Ну, скажем, нужно мне зарифмовать слово «конник», – дама, спец по романтической поэзии, охотно привела пример: – Я убираю первую «К» и последовательно заменяю ее другими согласными. Сначала «Б», потом «В» – и так далее. Бонник, вонник…

– Вонник – отличный неологизм, очень выразительный, – пробормотала я, сморщив нос.

От романтической поэтессы невыносимо несло какими-то сладкими арабскими духами.

– …гонник, донник, – азартно продолжала дама. – О! Донник, есть такое слово!

– Род травянистых малолетников семейства бобовых подсемейства мотыльковых, – машинально прокомментировала моя аграрно образованная подруга. – Некоторые виды – лекарственные растения, ценные кормовые, хорошие медоносы…

– И рифма тоже ничего, – справедливости ради заметила я. – Конник – донник, а? Даже какая-то логическая связь угадывается между всадником и кормовой базой его скакуна.

– «Как в седло взберется конник – лошадь бросит кушать донник!» – будто услышав меня, дама-поэтесса тут же пустила в дело найденную рифму. – А если мы продолжим подбор, то дальше по алфавиту еще будет «С» – сонник, и это тоже превосходный вариант. «Заглянула дева в сонник – ей в ночи приснился конник», согласитесь, это интригует?

Публика согласилась, и даму проводили аплодисментами.

Потом вышел застенчивый бледнолицый юноша. Смущаясь, он признался, что пропивает все свои стихи. Аудитория заволновалась.

– В смысле, вы что же, пропиваете гонорары?! – утратив томность, с места выкрикнула простоволосая волоокая дева.

Собравшиеся загудели. Тема гонораров крайне живо интересовала всех присутствующих, и обойти вниманием сделанное юношей признание его коллеги по творческому цеху никак не могли. Вопросы посыпались градом:

– То есть вам исправно платят за ваши сочинения?

– За стихи?!

– Причем такие суммы, что на них можно напиться?!

Юноша, наконец-то разрумянившись, вскинул руки, усмиряя народное волнение:

– Нет, нет! Вы меня не так поняли. Я не пропиваю свои строки, а пропеваю их! Буква «Е», а не «И» – от слова «петь».

Про пение аудитории было куда менее интересно, чем про оплату поэтических трудов, и дальнейший рассказ младого стихотворца о том, как он добивается безупречной мелодичности своих строк, слушали невнимательно. Аплодировали без энтузиазма, выразив жиденькими хлопками откровенное разочарование.

Третьим вышел тот самый дед, который показался мне знакомым. Он высокомерно отстаивал превосходство документальных произведений над художественными, чем задел присутствующих за живое. В зале оказалось мало авторов, творящих в жанре нон-фикшн.

– Как всем нам, должно быть, известно, для документальной прозы характерно построение сюжетной линии исключительно на реальных событиях, с редкими вкраплениями художественного вымысла, – назидательно вещал старикан.

– Он пишет мемуары, – склонившись и приобняв нас с подругой за плечи, шепотом пояснила незаметно подошедшая Виолетта Комаровская.