– Ci era una donna qui, si? – спросила Шайлер.

Как хорошо, что в Дачезне изучают вместо одного два иностранных языка и что Оливер настоял, чтобы Шайлер выбрала итальянский, заявив, что тогда им легче будет делать заказ в ресторанах Марио Батали.

Пожилая дама нахмурилась.

– Una donna? – Она покачала головой. Разговор пошел по-итальянски. – Здесь нет никого, кроме меня. Никто не входил, кроме вас.

– Вы уверены? – нетерпеливо произнесла Шайлер.

Она еще продолжала беседовать с хозяйкой заведения, когда подоспел Оливер. Он подкатил к зданию на быстроходном катере, решив, что водное такси больше годится для его целей, чем гондола, приводимая в движение одним человеком.

– Ну что, нашла ее? – спросил юноша.

– Она только что была здесь, клянусь! Но эта дама говорит, что никто сюда не входил.

– Никакой женщины, – повторила пожилая дама, покачав головой. – Здесь живет только профессор.

– Профессор? – переспросила Шайлер, насторожившись.

Согласно Хранилищу истории, архиву, в котором хранились сведения о всех знаниях и тайнах Голубой крови, ее дедушка был профессором лингвистики.

– А где он?

– Он отбыл несколько месяцев назад.

– А когда вернется?

– Через два дня, или два месяца, или два года – этого никто не знает. Может, завтра, а может, никогда. – Хозяйка вздохнула. – С профессором никогда ничего не известно. Но мне не на что жаловаться, он всегда платит по счетам вовремя.

– А можно... можно нам взглянуть на его комнату? – спросила Шайлер.

Хозяйка гостиницы пожала плечами и указала на лестницу.

С лихорадочно бьющимся сердцем Шайлер поднялась наверх, Оливер следовал за ней по пятам.

– Погоди, – произнес Оливер, когда они подошли к небольшой деревянной двери посреди лестничной площадки. Он подергал дверную ручку. – Заперто. – Он попробовал еще раз. – Нет, никак.

– Ч-черт! – ругнулась Шайлер. – Точно никак?

Она отодвинула Оливера, повернула ручку, и дверь со щелчком открылась.

– Как ты это сделала? – удивился Оливер.

– Да ничего я не делала.

– Она совершенно точно была заперта, – сказал Оливер.

Шайлер пожала плечами и осторожно отворила дверь. Их взору открылась аккуратная, скромно обставленная комната: односпальная кровать, старый письменный стол и книжные полки до самого потолка.

Шайлер взяла книгу с одной из полок пониже. «Смерть и жизнь в колонии Плимут», Лоуренс Уинслоу ван Ален. Девушка открыла книгу. На первой странице красовалась надпись: «Моей дорогой Корделии».

– Так и есть! – прошептала Шайлер. – Он здесь.

Девушка просмотрела еще несколько книг. На корешках многих стояли инициалы автора – Л. У. ван Ален.

– Ну, прямо сейчас его здесь нет, – произнесла возникшая в дверях хозяйка гостиницы. Шайлер с Оливером подпрыгнули от неожиданности. – Но биеннале заканчивается сегодня, а профессор никогда ее не пропускает.

Биеннале, проходившая раз в два года в Венеции выставка произведений искусства, была одним из самых влиятельных и внушительных мероприятий в мире искусства и архитектуры. Весь город на несколько месяцев оказывался наводнен интернациональным сборищем деятелей искусства и торговцев, туристами и студентами, стремящимися принять участие в историческом фестивале искусств. Но Шайлер с Оливером пропустили это мероприятие, потратив время на бесплодные поиски ее дедушки.

– Раз закрытие сегодня, – сказала Шайлер, – нам надо поторопиться.

Хозяйка гостиницы кивнула и вышла из комнаты.

Шайлер снова подумала о той женщине, до ужаса похожей на ее мать. Может, это мать привела ее к дедушке? Может, она каким-то образом помогает дочери? Вдруг это только ее дух?

Они поспешно спустились вниз.