– Слушай, у тебя такой вид, словно я тебя попросила отправиться на войну, – сказала Шайлер, когда они шли к лифту.

Они восхитились потрясающим видом на окрестности, открывающиеся из их одноместного номера. Обставлен он был по последнему писку моды: мебель из макассарского черного дерева, декоративные подушки из овечьей шерсти, черные эпоксидные полы, отполированные до блеска, ониксовый бар, светящийся изнутри, телевизор с плоским экраном и стены из нержавеющей стали, на вид холодные, а на ощупь – ровные и теплые, словно сливочное масло.

– Здорово, – сказала Шайлер, усевшись на один край широченной кровати, меж тем как Оливер примостился на другом.

– Ты точно уверена, что хочешь этого? – спросил Оливер, подавшись вперед и прикрыв лицо рукой.

– Олли, если я этого не сделаю, то впаду в кому и больше не очнусь. Сегодня утром я еле встала с постели.

Оливер гулко сглотнул.

– Мне очень не хочется просить об этом тебя, но просто... не знаю, как сказать... я не хочу, чтобы мой первый раз был с кем-то, кого я даже не знаю. Понимаешь? – Шайлер рассказала юноше о том, что произошло с Блисс в Монсеррате. – А ты – мой лучший друг.

– Скай, ты знаешь, что для тебя я сделаю все, что угодно. Но это нарушение кодекса. Проводникам не разрешается становиться фамильярами своих вампиров. Нам полагается быть объективными. Это не входит во взаимоотношения. Вещи вроде церемонии – это сложно, ты же знаешь, – объяснил Оливер.

Когда неделю назад Шайлер впервые спросила Оливера, не согласится ли он стать ее фамильяром, юноша сказал, что ему нужно подумать. На следующий день он так и не заговорил об этом, и Шайлер решила, что Оливер слишком вежлив, чтобы говорить ей «нет», и потому ведет себя так, как будто она вообще не обращалась к нему с просьбой.

Прошло несколько дней. Никто из них не возвращался к этой теме. Шайлер начала уже думать, что ей придется поискать другой выход. Но прошлым утром она нашла в своем шкафчике подсунутый туда конверт. В конверте лежал ключ от номера в «Мерсере» и записка от Оливера:

«Увидимся вечером. Ням-ням!»

Вообще-то Шайлер и сама испытывала на этот счет сложные чувства. Ей жутко не хотелось ставить Оливера в подобное положение. Но она полагала, что у нее нет выбора. Если уж ей придется взять фамильяра, по крайней мере, пускай это будет тот, кого она уже знает. А к Оливеру ее влекло еще с Венеции. Возможно, это свидетельствовало о том, что все идет как надо. Что это должно было произойти.

– Олли, одно твое слово – и мы не будем этого делать. Идет? – предложила Шайлер, ухватившись за край кровати и потянув на себя покрывало.

– Ладно. Давай не будем, – незамедлительно откликнулся юноша.

Он вздохнул и улегся на кровать, запустив руки под пуховое стеганое одеяло. Длинные ноги Оливера свисали с края, но тело лежало горизонтально. Он зажмурился, словно перспектива была невыносима для него, и снова прикрыл лицо рукой, как будто защищаясь от чего-то.

– Ты серьезно? – в легком ужасе спросила Шайлер.

– Я не знаю! – простонал Оливер из-под ладоней, лежащих теперь поверх губ.

– Ну просто... понимаешь... я буду очень осторожна – в смысле, если тебе страшно. Доверься мне.

Шайлер все еще сидела, так что ее слова оказались обращены к огромному, во всю стену, окну, в то время как Оливер словно бы разговаривал с потолком.

– Я тебе доверяю, – напряженно и печально произнес Оливер. – Я доверяю тебе свою жизнь.

– Я понимаю, это изменит наши взаимоотношения – но ведь мы же лучшие друзья. Не может же все измениться так уж сильно? В смысле – я ведь и так уже тебя люблю, – произнесла Шайлер.

Каждое сказанное ею слово было чистой правдой – она очень любила Оливера.