|
Когда она думала об Алексее бессонными ночами, то с трудом представляла их будущее. Лиза отдавала себе отчет, что, связав свою жизнь с актером, потеряет уважение своего круга, в который она так жаждала войти посредством своей тетушки. Однако стоило ей вспомнить большие темные глаза Алексея, его улыбчивый, подвижный рот, его руки — такие сильные, будто он занимался физическим трудом, и голос, голос! У нее мурашки по телу бежали от звука его голоса…
«Это все — сплошное наваждение, — твердила Лиза, лежа в постели без сна. — Я должна как-то справиться с этим. У меня своя жизнь, у него — своя. Они пересеклись и разошлись, чтобы никогда больше не соприкоснуться. И так будет правильно, ведь он… из простых…» Иногда ей почти удавалось убедить себя, но всякий раз волной накатывал страх: «Да захочет ли он пустить меня в свою жизнь?! Помнит ли Лизу Перфильеву? Или столичные красавицы давно затмили меня своим блеском? А может, он и вовсе не запомнил… Три танца на чужом балу — пустячок для него. Скорее всего так и есть. Он давно забыл и мое имя, и мое лицо… На что я надеюсь, глупая?!» И перед этим горем отступали и рассыпались в прах все доводы рассудка. Что за дело ей до каких-то чужих, холодных людей, которые могут отвергнуть ее, вытолкнуть за пределы своего круга? Алексей может сделать с ней то же самое — вот что страшно! Да в самом деле, может ли она рассчитывать на то, что его память сохранила ее образ, если каждый вечер в него влюбляются десятки молоденьких девушек, и, наверное, шлют ему записки с пылкими признаниями и дарят цветы? Какой же надо быть наивной и глупой девчонкой, чтобы надеяться на взаимность такого избалованного вниманием человека… На ее вопрос брат так и не ответил. Догадался, что Лиза давно уже отыскала и множество раз перетасовала все возможные ответы. Ему оставалось только пожалеть ее и поддержать по мере возможности. Что Николя и собирался сделать.
Петербург встретил их дождем. Мелким, скучным осенним дождиком, который наводит уныние и нагоняет сон. А ей так хотелось сразу пережить восхищение этим городом, о котором она столько слышала и который уже выстроился в ее воображении. Возможно, несколько иным, чем был на самом деле. Но для того чтобы убедиться в этом, сравнить, необходимо было выйти из кареты и пешком пройтись по его улицам и мостам, набережным и проспектам. Насладиться ветром над Невой. Подняться на смотровую площадку Исаакиевского собора. Преклонить колени, зайдя внутрь… Лизе так не терпелось проделать все это, а дождь мешал. И она сердито отвернулась от окна, чтобы не портить впечатления о столице. «Я потом увижу все, — пообещала она себе, прикрыв глаза. — Потом. Когда выглянет солнце». Ее удивляло и даже немного раздражало то жадное любопытство, с которым приник к окну Николя. — Лиза, да посмотри же, какие величественные здания! В Москве все приземистое, маленькое, а здесь дома прямо в небеса уходят. А экипажи какие, ты только взгляни! И так чисто вокруг… Даже лошади будто только что искупаны. А какие у дам наряды! Лиза, ты меня слышишь? Стараясь не слушать его восторженных восклицаний и не отвечая на недоуменные вопросы о том, почему она не любуется городом, Лиза вернулась в свой придуманный Петербург. И сразу же навстречу ей вышел Алексей Кузминский — быстрый и легкий, несмотря на высокий рост и крепость сложения. Он шел по какой-то узкой улочке, названия которой Лиза не сочинила, и утреннее солнце ласково светило ему в лицо. И он улыбался — и этим шаловливым, но теплым лучам, и ей, Лизе, идущей ему навстречу. Она так торопилась к нему, каблучки издавали быстрый перестук… Алексей уже протянул к ней свои красивые, сильные руки, когда карета внезапно остановилась, и старый возница хрипло крикнул: — Прибыли, ваши сиятельства! Дом графини Стукаловой, как и заказывали. |
