— Это от вилки-то?

— От неё… хочешь, покажу?

— Не-е-е-е, мне достаточно осознания, что у тебя есть память обо мне, — усмехнулась Манон и отошла к прикроватному столику, намереваясь заняться повязками.

— Как и у Тиграна теперь, — проговорил Илиан, поднимаясь с кресла. Снял мокрое полотенце, бросил его на пол, обернул бёдра сухим и подошёл к Манон.

— Ты про М на его груди? — уточнила Манон, надрезав ткань кинжалом и дальше разрывая вдоль волокон.

— Да, буква твоего имени… — он смотрел, как её руки ловко рвут ткань на полосы, а в мозгу картина, словно эти руки так же разрывают его сердце и душу на тонкие лоскуты. Как можно быть рядом с ней и знать, что не твоя. Не иметь возможности прикоснуться по-настоящему, знать, что под платьем нет этого громоздкого нижнего белья…

Манон хохотнула. Она стояла к нему спиной.

— Ты тоже хочешь такую буковку на грудь?

— Хочу, — Илиан подошёл совсем вплотную, понимая, что контроль потерян. И сейчас он наделает глупостей. Протянул руку, почти коснувшись кожи на шее.

— Не советую, — проговорила Манон, рука его замерла, пальцы сжались в кулак, словно требуя — возьми себя в руки. Она оторвала очередной лоскут, по-прежнему не оборачиваясь.

— М на груди Тиграна — это не моё имя, — Манон услышала как за спиной Илиан перевёл дыхание и обернулась через плечо. — Я обозначила его принадлежность к одному распространённому виду мужчин.

— Не понимаю, объясни, — попросил Илиан, уже взяв себя в руки.

— Мудак. Вот что значит эта М.

— И что значит это «мудак»? — Илиан не знал этого слова.

— Скажем, так: человек, упорно идущий к своей неправильной цели… Не советую, — улыбнулась Манон. Илиан задумался над сказанным. — Всё готово, давай сменим повязку на рёбрах, — отвлекла его от размышлений Манон.

— Руки приподними.

Потом начались нескончаемые минуты сладкой муки, когда она прижималась к нему, чтоб размотать бинт на спине, отстранялась и вновь приближалась. Ещё удивлялась, зачем Моро наложил такие узкие полосы, ей он обычно треснутые ребра перетягивал широкой полосой, а сверху уже фиксировал несколькими узкими. Потом это повторилось, но значительно быстрее. Она замотала его в тугую широкую полосу, зафиксировала в трёх местах узкими и, довольная, похлопала его по плечу, похвалив за терпение. Илиан вдохнул, он забывал временами дышать в процессе этой процедуры.

— Садись на кровать, расчешу твою гриву.

Илиан почти свалился. Всевышний, когда кончится этот день… муки адские… нет-нет, пусть не заканчивается никогда.

— Эй, я сказала садись, а не ложись, — возмутилась Манон, вернувшись и держа в руке широкую серебряную щётку с жестким конским волосом.

Илиан неохотно поднялся. Манон заскочила на постель, примостилась позади него, встав на колени. Её руки коснулись его волос, распределяя на пряди… и началось блаженство… он почти мурлыкал от удовольствия… ни разу женщина не расчёсывала его… няню в далёком детстве он не посчитал. Волосы у него были густые, насыщенного шоколадного цвета, достигавшие лопаток. Руки Манон зарывались в них, выискивая спутавшуюся прядь, и бережно расчёсывали. Илиан отдал бы что угодно, лишь бы это наслаждение не заканчивалось.

Манон расчесала Илиана. Ей понравилось прикасаться к его волосам, у него они были густые, шелковистые.

Тигран всегда расчёсывался сам, а ей так хотелось хоть изредка сделать это самой, прикасаться к ним нежно, поглаживая и пропуская между пальцев, а не только сжимать в кулаке в порыве страсти

… пошли вон из моей головы.